Весенней капелью зазвенел смех — со всех сторон, будто смеялась башня. Стены, пол и потолок стали прозрачным, словно вода. Камень взлетел, завис посреди верхней комнаты. Шу сделала шаг к лестнице, подняться вслед. Но, поддавшись веселью Источника, засмеялась, подпрыгнула, взлетела — или поплыла в плотном, как морские волны, упругом и прохладном воздухе, ухватившись за светящуюся синюю нить, одну из тысяч, пронизавших башню. Нить покалывала, дрожала и пела струной арфы. Показалось, что башня и есть арфа, только струны ее продолжаются за облака и небесный хрусталь, где мальчик и девочка играют в мяч, а чернильный океан лижет снежный песок, оставляя на берегу хлопья радужной пены.
— Полетаем? — обернулась девочка с лицом неуловимым и сияющим, как солнечный блик.
— И сделаем фейреверк, — вместе с ней обернулся брат-близнец.
— Иди к нам. Поиграем вместе, — голоса их сливались, манили переливами звенящих ручьев. — Будет весело. Смотри…
Антрацитовый океан заиграл весенним разноцветьем, взбугрился, потянулся к Шу. В глубине волны звезды танцевали эста-ри-касту: кружили, то удаляясь, то приближаясь. Одна из них притянула взгляд, приблизилась, увеличилась… и оказалась земным диском с морями, горами и реками.
Восторг переполнял Шу. Руки тянулись потрогать острые иголки горных пиков, запустить в игрушечный океан лодочку из коры… Захотелось рассмотреть поближе — и показались города, дороги. Выросли из песчинок дворцы и дома, по улицам заторопились крохотные человечки.
— Поиграем? — снова раздался детский голос. — Любишь бросать камешки?
Шу хотела уже согласиться, но ее отвлекла боль. Она опустила взгляд и засмеялась: крохотный кугуар, вздыбив шерстку, впился когтями в запястье. Розовая пасть смешно открывалась, показывая завитушку язычка, а хвостик торчал вверх, распушившись, словно ершик трубочиста.
— Шши! — зашипел звереныш и мазнул когтями по коже. Больно!
Показались алые капли, закружилась голова… Перед глазами поплыло, мир раздвоился: на игрушечную землю наложился образ пыльной, заброшенной комнаты. Голос мальчика вдруг показался не таким уж теплым и добрым — и совсем не детским. А камешек в его ладони — совсем не игрушкой…
— Шу! — снова зашипел зверек. — Вернись, Шу!
— Нет, не хочу! — крикнула она, не понимая, не хочет возвращаться или играть.
— Хочешшшь, — совсем другим голосом, пустым и холодным, шепнул мальчик.
Шу сорвало с места, закружило, понесло — к нему, на него. Фигура мальчика приближалась, росла, в ускользающих чертах проступало что-то хищное. А в черных, как океан, глазах закручивались воронки смерчей: затягивали, отнимали волю. Знакомая тяжелая нега затапливала Шу, звала:
«Поддайся! Будет хорошо… будет все, что ты захочешь. Власть? Вот она, перед тобой. Бери. Сила? Сколько угодно. Знания? Все, что только помыслишь, твое».
Смерчи засасывали, манили — там, внутри, всплывали и тонули вереницы образов-грез.
«Бери же!» — голос божества взвился ураганом, сминая и разрывая остатки воли, обещая и угрожая.
— Не хочу!
Она сопротивлялась лишь из упрямства, цепляясь за последнюю мысль: есть что-то еще. Сила, знания и власть — мало. Слишком мало. Не может быть, чтобы не было ничего больше. Слишком страшно поверить, что это — все.
— Тебе мало? — божество рассмеялось грохотом лавины. — Чего ж ты хочешь, дитя? Скажи, я дам тебе.
Темная воронка надвинулась, всосала. Шу не успела испугаться, как упала посреди огромного, роскошно и вычурно убранного зала, полного людей. Прямо на трон.
— Ваше Всемогущество, соблаговолите ли принять послов… — подбежал, мелко кланяясь, мажордом, удивительно похожий на графа Свангера.
Он что-то говорил — сладко-льстивое — но Шу не слушала. Вокруг нее суетились какие-то люди, знакомые и не очень, преподносили подарки, просили совета, молили о милости… Каждое их слово откликалось узнаванием, маленькая обиженная девочка внутри кричала, топая ножками: хочу! Мое! И Шу кружилась в танце с иноземным принцем, подписывала помилование раскаявшемуся от ее мудрых речей мошеннику, указывала инженерам-гномам, где строить новый город, и снисходительно бросала служанке Ристане: «купи себе приличное платье!» — вместе с горстью монет. А потом поднималась к себе в башню, где ждал прикованный к столбу Рональд. Нагой, беспомощный маг умолял о пощаде, но вместо милосердия получал раскаленное клеймо вора и рабский ошейник.
— На побережье высадилась армия Марки! — вбегал в ее покои раненый гонец и испускал дух, протягивая пакет с мольбами о помощи.
И Шу, милостиво прикончив темного, вылетала из окна башни, собирая по пути к морю тучи и ветры. Она сбрасывала в бушующие волны сонмы вражеских солдат и гнала обезлюдевшие корабли на штормовых волнах. Цунами захлестывало острова Марки, смывало деревушки и города, бурлящее море разверзалось, поглощая горящие дома и леса — и тысячи карумитов, кричащих в смертном ужасе… А потом карумиты сменялись орками, и горели степи, сметая с лица земли людоедское племя, чтобы никогда больше орда не потревожила мирную Империю Шуалейды.