Дети Грозы

Этот человек показался ей интересным. Длинные черные волосы, смуглая кожа и хищный взгляд черных, как дикий паслен, глаз очень отличались от привычных рыжих косичек зеленоглазых и светлокожих сородичей, а на груди висел красивый амулет, так и манящий дотронуться. Баль очень хотелось поговорить с человеком: мать рассказывала о людях совсем не то, что остальные Мислет-ире. К тому же отец ведь выбрал в жены маму? Значит, люди — это не только опасные хищники, вроде пум или болотных гулей?

Любопытство и сгубило юную эльфийку.

Черноволосый красавец был вовсе не против поговорить. И не только поговорить — его поцелуи будоражили кровь и тешили самолюбие девочки. Егерю не понадобилось много времени, чтобы соблазнить Баль. Собственно, среди Мислет-ире любовные игры и не считались чем-то запретным. Но герцогский егерь, хоть и с удовольствием валял её по траве, считал эльфов чем-то вроде говорящих собак: он выманил доверчивую девочку из родного леса, увез за десяток лиг и посадил на цепь.

В комнату, где он держал Баль, частенько приходили его дружки. Посмотреть на диковинку, пощупать… из их разговоров Баль поняла, что егерь специально ездил из владений герцога в Удолье и покупал в городе амулет-манок и заговоренный ошейник. За пойманную лесную деву ему дали бы много золота, к тому же он поспорил с дворецким герцога, что сумеет поймать лесного духа.

Сколько золота дают за эльфа, Балуста узнала много позже, потому как до города егерь её не довез. В придорожной таверне, напившись кислого вина, азартный егерь проиграл её в кости владельцу бродячего цирка.

Господин Шиссек, к несчастью, оказался не только жаден и похотлив, но и достаточно умен. Он не пожалел империала, чтобы к выигранной эльфийке купить и заговоренный ошейник. С ним Балуста не могла ни убежать, ни причинить хозяину вред.

Поначалу она пыталась. Когда ехали через Удольский лес, Баль ночью выбралась из фургона и попыталась уйти или хоть позвать на помощь. Но стоило только подумать: вот она, свобода! — и руны сработали. Она еле доползла обратно, на указанное хозяином место, и только там смогла нормально вздохнуть, не теряя разум от боли. Обнаружив её поутру не способной пошевелиться, Шиссек обо всем догадался. И добавил плеткой.

Больше сбежать она не пыталась. Единственной возможностью было заполучить ключ — она не знала, что ключ можно только купить. И хорошо. Если бы не было никакой, пусть призрачной, надежды, Балуста бы попыталась разозлить хозяина или кого-нибудь из труппы настолько, чтобы её убили. Потому что даже умереть сама она не могла, как и сойти с ума — эльфийская кровь не позволяла.

* * *

Отсутствия Шу никто не заметил. А если и заметил, то не подал виду.

Она проскользнула на место, когда артисты уже заканчивали последний номер. Похлопала в ладоши, кинула в подставленную акробаткой тарелку монету, поулыбалась восхищенно. Только напоследок одарила раскланивающегося владельца цирка многообещающим взглядом — на всякий случай. И, уловив намерение Кея прямо сейчас потребовать эльфу себе в подарок, наступила ему на ногу и зашипела змеюкой: «Тише! Все уже».

Слава Светлой, Его Догадливое Высочество сообразил, что не стоит показывать бурную радость при Бертране. Правда, на то, чтобы шествовать к замку чинно и неспешно, как подобает принцу, его уже не хватило… ну и пусть.

Едва пройдя через расступившуюся толпу, дети бегом припустили вперед, оставив полковника, гувернантку и ученого наставника качать им вслед головами. Шу неслась впереди — никуда не сворачивая, прямо на кухню. Ей хотелось как можно скорее увидеть эльфийку, расспросить… это же такая удача, настоящая Мислет-ире!

Чуть не добежав до кухни, Шу притормозила и вытянула руку, остановить мальчиков. Врываться вот так, табуном жеребят, показалось ей неправильным. Она бы и брата с Заком пока не пускала, чтобы не пугали эльфийку зря. Но разве этих настырных мальчишек отгонишь?

Светлый с эльфийкой сидели за столом и разговаривали. Едва услышав шаги, оба одновременно повернулись к двери. А Шу застыла на пороге: всегда ровное, мягкое сияние Ахшеддина бурлило и вспыхивало протуберанцами в одном ритме с зеленым. Потоки смешивались, оттеняли друг друга, и белизна казалась много ярче обычного. Светлый злился. Не как на детские шкоды или олухов подчиненных. Он злился опасно — до холодных мурашей по коже.

— Эрке? Ты…

Шу запнулась. О предполагаемой жертве можно было не спрашивать: злость пахла белилами и марками в потной ладони клоуна. А всего через миг на Шу обрушился поток образов. Лес, охотник, цепь, золото, ошейник, снова циркач… промелькнуло ещё несколько картинок весьма непристойного содержания… и трепещущая, щекотная ярость. Сразу и белая, и зеленая. В ответ из тех уголков, куда Шу предпочитала не заглядывать вовсе, поднялось нечто темное и голодное, отдалось дрожью и холодом.

— Тише, Шу, тише! — обеспокоенный Ахшеддин вскочил и одним прыжком оказался рядом, придерживая её за руки.