Дети и тексты. Очерки преподавания литературы и русского языка

Советский Союз исчез с лица Земли, и пересмотр истории на какое‑то время стал уже не инициативой государства, как раньше, а народа. Участники событий 1991 года выражали свое отношение к прошлому в общих аспектах вполне однозначно: ненависть и отвращение к семи десятилетиям геноцида, лжи, несвободы и убожества, то есть очередной крутой поворот нашей истории был опять еще и чрезвычайно эмоциональным. А значит, казалось бы, можно говорить об очередном свойственном нам стремлении что‑то забыть и отринуть. Для автора заметки «Щит и меч», Григория Резанова, сына сотрудника КГБ, воспоминания о событиях 1991 года, а точнее демонтаже памятника Дзержинскому, стали поводом задаться вопросом о том, должны ли мы относиться к истории «органов госбезопасности» так, как относилась к ней толпа на Лубянской площади двадцать один год назад, должны ли мы уничтожать ее памятники и забывать ее.

Для Григория Резанова памятник Феликсу Дзержинскому – это не только символ уважения к конкретно этому человеку, которого он считает великим, для него это знак уважения и благодарности многим советским разведчикам, ставившим своей целью безопасность страны и претворение в жизнь ее внешнеполитических планов, это символ памяти его отца, одного из таких людей. Таким образом, снос памятника автор рассматривает как акт неблагодарности и поругания истории.

Поспорить с автором статьи в данном случае очень легко. Он настолько бесхитростно слукавил и выдал желаемое за действительное, что, в отличие от, например, вечных и сложных споров о причинах развала Советского Союза или о действиях советского командования во время войны, здесь все просто.

Но для начала поговорим вообще о стремлении забыть свою историю и о праве сына чекиста жаловаться на это стремление. <…> Советское государство на протяжении всей своей жизни занималось зачисткой памяти своих граждан. Сначала все сжигали портреты дедов-дворян, потом вырывали Берию из Советской Энциклопедии; расстрелянные комиссары исчезали с фотографий. Так мы получили целый народ, не помнящий никого дальше прабабушек и прадедушек в лучшем случае. И все это делалось под страхом оказаться уничтоженным машиной ВЧК, НКВД, ОГПУ, КГБ, в зависимости от конкретного периода истории. Получается, что вопрос о наличии памятника Дзержинскому на одной из центральных площадей страны – это вопрос о необходимости дани памяти человеку, уничтожавшему память о целых поколениях. Откровенное ханжество.

Но Григорий Резанов не об этом нам рассказал. Автор сделал акцент именно на деятельности внешней разведки, в чем и заключается его простой ход: представить «чекистов» как борцов с угрозой войны, а памятник Дзержинскому как памятник именно этим людям. Нужно разделять деятельность ВЧК, как и ее организаций-преемников: между разведкой и уничтожением миллионов своих безвинных сограждан есть большая разница. И если мы говорим о дани памяти разведчикам, то нам нужны памятники именно этим людям. Дзержинский – палач и основатель большого гнезда палачей. Дзержинский – это не Рихард Зорге и не Александр Панюшкин. Это человек, запустивший механизм уничтожения всех врагов режима вместе с гораздо большим количеством людей, к ним даже не принадлежавших. Это человек, моральным принципам которого соответствовало признание невинных жертв нормальным явлением. Феликс Эдмундович занимался террором, направленным против своего народа, а не разведкой и обеспечением сохранности жизни страны и граждан от внешних врагов. Не нужно путать эти два занятия.

Памятники обычно выражают какое‑то положительное отношение общества к определенной исторической фигуре, гордость за дела этого человека, то есть памятник отражает некоторую общественную оценку роли человека в истории страны. В моей семье были люди, проведшие в лагерях почти всю жизнь, некоторые с детских лет. Были расстрелянные. И даже хоть на каплю принадлежащего к «антисоветчикам» человека среди этих людей не было. Были люди, заработавшие деньги честным трудом и старанием, а затем раскулаченные. Разве может у меня и моих сограждан памятник Дзержинскому вызывать какую-либо гордость или чувство благодарности? Не может. И мои родители были на Лубянской площади в этот день. И ни малейших сомнений относительно того, что происходит, почему это происходит и как к этому относиться, у них не было. И если его поставят там опять, «наведут порядок», то они придут и скинут его еще раз.

«Конечно, были и невинно севшие» – пишет автор. Но не нужно даже вести споры о конкретных числах и соотношениях, достаточно просто вспомнить, что никакой реальной процедуры определения виновности и невиновности не существовало. И за это тоже спасибо Феликсу Эдмундовичу. На другие страны указывать просто смешно: конечно, «гладко» не было нигде, никогда и ничего, но ни в одной демократической стране никогда не было государственного плана по количеству репрессированных, ни в одной из них использование труда невинных заключенных не было одной из основ экономики страны.

Прекрасно описал стремление вернуть символ ушедшей государственной «мощи» Евгений Шварц в своей пьесе «Дракон». Как мы помним, через некоторое время после того, как дракон был убит, жители города постепенно начали лепить из своего нового правителя того же дракона, перестали считать время правления дракона чем‑то настолько ужасным, то есть, что самое главное, не убили его в себе. Чувство былой принадлежности к чему‑то великому, пусть этим великим является угнетение и тирания, не замененное ничем новым, что могло бы вызвать у людей гордость, тянет их назад, к тому же старому образу, к тому же Дзержинскому, олицетворяющему великий террор, геноцид и подлость.

Григорий Резанов проводит прямую связь между уничтожением памятника и забвением, то есть, демонтируя фигуру Дзержинского, мы забываем о нем, говорит он. И это одна из главных ошибок автора. Если нет памятника, – это не значит, что мы не помним об этом человеке. <…> В противном случае прекрасной идеей было бы поставить памятники Гитлеру, да побольше, по всему миру, и многим другим историческим персонажам. С этой логикой согласиться трудно. Хотя бы потому, что ни одного дня моей жизни фигура Дзержинского не стояла на Лубянской площади, а я, кажется, знаю о том, кто этот человек и что он сделал, лучше, чем Григорий Резанов. (Сергей Стеблев).