Дети, играющие в прятки на траве. Легендарь

— Наверное, — с довольным видом согласилась Ника. — Я прослыла бы отменной еретичкой. Но ведь бога глупым сделала религия, иначе б она с ним не сладила! Естественно, мои слова и не могли бы церкви быть по вкусу. Церковь — не то место, где веруют в бога. Это то место, где бесстыдно, лицемеря всем, стяжают на своем выдуманном праве говорить от имени его. И только. А получается в итоге парадокс: если бог есть — то все дозволено. Любая подлость, любой грех уже не выглядят такими страшными, наискупимыми. Поскольку бог, как уверяют, добрый, он поймет и разберется — и простит. Он все простит. Если умелопопросить. Вот этим церковь и предпочитает заниматься. Это придает ей значимость и силу. Все регламентировано, искреннее и непредсказуемое чувство изгнано из храма. Согрешивший, но покаявшийся много предпочтительней не согрешившего совсем. Того, кто был когда-то виноват, легко потом держать в узде, хотя бы вскользь напоминая о былом. Таких обычно и канонизируют — ну, как бы в благодарность за примерное служение. А вот с несогрешившими куда сложней. Они неуправляемы, их нечем подкупить, и церковь их не жалует. Конечно, терпит, никуда не денешься, но внутрь своей структуры, да еще на самый верх, — не допускает.

— Министерство веры — что же вы хотите?! — пафосно заметил Питирим. — Тут — либо вера, либо храм. В любые времена…

— А вот и нет! — взволнованно парировала Ника, и глаза ее сверкнули странноватым, обжигающим огнем. — Как раз в иные времена, давным-давно, еще до появления бессмысленной, обвешанной догматами религии, задолго до нее, когда существовала просто вера,подкрепленная познанием, в невидимого бога, мудрого, творящего, разумного, не лезущего бесконечно в человеческую жизнь, — тогда мои слова, конечно, потеряли бы свой смысл и я бы их не говорила.

— Ну, насчет бессмысленной религии готов хоть сей момент поспорить с вами, — возразил упрямо Питирим. — Для веры искренней и познающей, скажем так, для веры, на которой зиждется и самоощущенье человека, и наука, и мораль, религия, определенно, смысла не имеет. Но для социума, для прогресса, для цивилизации, которые все на догматах только и стоят…

— Разве наука и мораль — вне догматов? — удивилась Ника. — Мне казалось…

— Правильно! Я разве спорю? Но они вне тех догматов, в череде которых значится и этот: бог терпел и нам всем наказал. Какая безысходность!.. У науки и морали — даже не догматы, а скорей изменчивые нормы веры. И они не подвластны догматам обряда, то есть религии, власти.

— Ой, куда мы с вами забрались! — с веселым смехом отозвалась Ника. — Но ведь это все из области Культуры — не Истории!.. Откуда вам известно? А? Ни в школах, ни на высших курсах этого, я знаю, не проходят…

— Был когда-то человек… — уклончиво ответил Питирим. — Он многое рассказывал. Мне… и другим…

— Бикс? — неожиданно спросила Ника.

— Почему вы так решили? Я сказал же — человек! Как вы и я… А что, по-вашему, теперь одни лишь биксы что-то понимают в человеческой Культуре? — он с подозрением взглянул на Нику. Сам не замечая, это тривиальное, затертое словцо «культура» он вдруг произнес, подобно ей, значительно, как бы с заглавной буквы. И немедленно поймал себя на этом. Черт возьми, подумал Питирим, я, кажется, невольно подпадаю под влияние… Мне только этого сейчас и не хватало!

— Не смотрите на меня такими скользкими глазами. Будто инквизитор!.. — с вызовом сказала Ника. — Здесь вам не-Земля… Здесь любят верить в богов. И их главнейшая черта: они и впрямь все добрые и — ждущие.Хотя вам это не понять пока… А что касается Культуры… Да, дела с ней обстоят неважно. Биксы очень помогают сохранить ее, воспринимают как свою… Нои не только биксы! Есть еще ведь и такие, кто не боится зваться Человеком, кто спешит навстречу изгнанным, тем самым сберегая знания и гуманизм. В его высоком смысле.

— Браво, Ника! — хлопнул пару раз в ладоши Питирим. — Вот это откровенность! Я-то думал: на одной Земле отчаянные головы рискуют так превозносить биксов… Хотя даже и они остерегаются, стараются не говорить в открытую. А вы… Нет, с вашей откровенностью, наивностью — я уж не знаю, с чем еще! — вы, точно, были б на Земле изгоем. Еретичка на любые времена! Звучит? Особая талантливость нужна…

— Да, я привыкла выражаться откровенно. Если вы уже хоть что-то поняли, считайте, что я и за этимпригласила вас на Девятнадцатую! — звонким голосом, по-детски раскрасневшись, воскликнула Ника. — А теперь, извините, мне нужно готовиться к празднику. Сплести новое платье — это, знаете, работка не из легких… Ваша комната уже готова: как подниметесь по лестнице — так первая налево. Захотите быть на празднике — идите в девять вечера к воротам.

Она резко махнула рукой, показывая за окно, коротко кивнула на прощанье и, не оборачиваясь, легкой быстрой походкой направилась к двери.

— Слушайте, — вдруг, словно спохватившись, крикнул ей вдогонку Питирим, — а они всетут… что — тоже… биксы? Нет, вы мне скажите!