Дети Ирены

В мыслях Яга принялась лихорадочно искать выход. Вместе с нахлынувшим страхом весь мир сузился до одного-единственного вопроса: «Сдаст ли кто-то их на следующей остановке в руки полиции?» Очень вероятно. Антисемитские настроения в Варшаве все еще были сильны. На улицах хватало вымогателей, только и ждущих такой возможности. Яга чувствовала, как внутри нее поднимается паника. Ей нужно быть храброй, сказала она себе, и действовать быстро. «Я спрятала мой страх, – говорила она, – к себе в карман»²²⁰. Яга повернулась к водителю. Ей нужно было сойти. Пожалуйста, помогите мне, – шепотом взмолилась она. Когда, не сказав ни слова, водитель отвернулся к бегущим перед ним рельсам, она потеряла надежду. Все было бесполезно. Держа за руку плачущего ребенка, она почувствовала, что у нее самой вот-вот хлынут слезы. Что же станет с дочерью? Когда вагон, качнувшись несколько раз, резко остановился, Яга едва не упала. По полу покатились сумки, под лавку забился кусок помятого яблока. Кто-то негромко выругался и принялся помогать пожилой женщине.

Посреди этого хаоса раздался громкий голос водителя: «Все на выход! Вагон сломался, мы возвращаемся в депо!» Он открыл двери и резко махнул всем рукой, показывая выходить. Народ тут же рассеялся. Яга собрала свои вещи, взяла ребенка за руку, собираясь выйти на улицу и попытать счастья. Шансов, впрочем, было немного. Водитель покачал головой: «Нет. Ты остаешься». Он жестом показал ей сесть, и она без слов подчинилась. Затем он медленно повел вагон вперед. «Куда вы меня везете?»²²¹. Они ехали довольно долго, пока не достигли местечка, окруженного домами с маленькими садиками и тихими улицами. Безымянный водитель остановил вагон. Вам лучше выйти здесь. Удачи. Яга повернулась к нему: Спасибо. Водитель лишь покачал головой и грустно улыбнулся, пока они с ребенком спускались по ступенькам.

Позднее Ирена скажет о том лете 1942 года: «То, что происходило, было настолько ужасно, насколько вообще могло быть²²². Трагическое лето того года было настоящим адом. Шли постоянные облавы на обычных прохожих. Число трупов на улицах множилось из-за тифа и голода. Вдобавок ко всему любого, абсолютно невинного человека могли в любой момент застрелить без малейшей причины». Но мир по другую сторону стены об этом, по большей степени, ничего не знал. Варшавские евреи и помогавшие им поляки понимали, что единственное, на что они могут по-настоящему надеяться, так это на помощь из-за границы, и были отчаянно настроены убедить англичан и американцев оказать им ее.

На той же неделе в Варшаву прибыл агент под конспиративным именем Витольд, посланный сочувствующей польской группой Сопротивления. Он собирался встретиться с другом Алы и Нахума Мареком Эдельманом, а также с одним из его важных соратников, известным еврейским адвокатом, доктором Леоном Фейнером. Вместе с Мареком Эдельманом Фейнер был одним из руководителей «Еврейской боевой организации», выросшей летом 1942 года из молодежных кружков в гетто. Еще одним ее лидером был старый знакомый Ирены и Яна Добрачинского, доктор Адольф Берман.

Миссия Витольда заключалась в осмотре гетто. Оттуда агент подполья переправился бы в лагерь смерти Белжец, а затем пересек оккупированную Европу, чтобы сообщить польскому премьер-министру в изгнании и союзникам в Англии о зверствах, творимых в отношении еврейского народа. Если этого окажется недостаточно, он отправится в Соединенные Штаты и лично сообщит американскому президенту об ужасах, свидетелем которых стал. Звали агента Ян Карский. Кроме всего прочего, ему предстояло встретиться с храброй молодой полячкой, имени которой он так никогда и не узнал. Звали ее Ирена Сендлер.

Последние недели августа 1942 года были невероятно жаркими, и уже месяц Ирена боролась, не покладая рук, в условиях все более интенсивных депортаций. Вечером того дня даже самое легкое ее платье было липким от пота, а Янина заметила, что дочь выглядела очень уставшей. Ирена и правда едва не падала от неспадающего напряжения. С кухни она услышала стук в дверь. Он был негромким и успокаивающим: Ирена жила в постоянном страхе перед внезапным приходом гестапо, но гестаповцы так ненавязчиво стучать уж точно бы не стали.

Стук в дверь Ирены не был чем-то необычным. Ее квартира была пунктом приема беженцев, здесь постоянно появлялись связные, друзья и коллеги. Но стоявший на пороге светловолосый господин явно не был одним из ее обычных курьеров-подростков. Серьезным голосом он представился: «Миколай». На самом деле его звали Леон Фейнер. Ирену же под именем Иоланта знало уже все гетто. И она еще не догадывалась, что уже несколько месяцев находится под наблюдением – но не немцев, а Сопротивления. Там было известно, в частности, о том, что она плотно сотрудничает с доктором Радлиньской.