Это была обширная невозделанная степь, скупо поросшая травами и кустарниками. Гленарвану она напомнила бесплодные низменности Шотландии, а Паганелю — солончаковые ланды Бретани. Но если прибрежная часть этой равнины казалась необитаемой, то несколько построек, видневшихся в глубине её, несомненно, были воздвигнуты цивилизованными людьми.
— Мельница! — воскликнул Роберт.
В самом деле, в трёх милях от берега ветер вращал крылья мельницы.
— Да, это мельница! — подтвердил Паганель, направив свою подзорную трубу в указанное Робертом направление.
— Идём туда! — сказал Гленарван.
Все тронулись в путь. После получасовой ходьбы путники дошли до границ возделанной земли. Переход от бесплодной степи к культурным полям был очень резким. Дикорастущий кустарник вдруг сменился живой изгородью, насаженной вокруг только что расчищенного участка. Несколько быков и полдюжины лошадей паслись на густой траве прерии под сенью высоких акаций. Затем показались посевы злаков, стога сена, поднимавшиеся точно гигантские ульи, плодовый сад за зелёной изгородью, амбары и всяческие другие хозяйственные сооружения и, наконец, уютный жилой дом, за которым весело возвышался острый шпиль мельницы. В этот момент из дому вышел, вызванный лаем четырёх собак, человек лет пятидесяти с открытым, приятным лицом.
Пять рослых и красивых парней, очевидно его сыновья, и высокая полная женщина следовали за ним. Достаточно было бросить взгляд на эту мужественную семью, чтобы узнать ирландцев-колонистов.
Не успели Гленарван и его спутники подойти, как хозяин дома, не спрашивая ни их имён, ни званий, сердечно приветствовал их:
— Чужестранцы, добро пожаловать в дом Падди О’Мура!
— Вы ирландец? — спросил Гленарван, пожимая протянутую ему хозяином руку.
— О, я был им когда-то, — ответил тот. — Теперь я австралиец. Входите, чужестранцы, и, кем бы вы ни были, располагайтесь здесь, как в своём доме!
Оставалось только принять это сердечное приглашение. Элен и Мэри Грант последовали за миссис О’Мур, в то время как сыновья колониста помогали гостям снять оружие.
Обстановку светлой, просторной комнаты в первом этаже жилого дома составляли несколько скамеек, расставленных вдоль блещущих свежей окраской стен, десяток табуреток, две полки с белой фаянсовой посудой и сверкающими чистотой кастрюлями и, наконец, широкий и длинный стол, за который свободно могли усесться двадцать человек. Меблировка как нельзя более гармонировала с обликом прочного сооружения и его рослыми, здоровыми хозяевами.
В полдень был подан обед. Миска с супом дымилась на столе между блюдами с ростбифом и жареной бараниной, окружёнными тарелками с маслинами, виноградом и апельсинами. Вид накрытого стола говорил о полном довольстве. Хозяин и хозяйка были так радушны, у блюд был такой аппетитный вид, что невозможно было отклонить приглашение. Слуги и рабочие фермы уже заняли свои места за одним столом с хозяином. Падди О’Мур жестом указал гостям на оставленные им места.
— Я вас ждал, — просто сказал он Гленарвану.
— Нас? — удивился тот.
— Я всегда жду гостей, — ответил ирландец.
Путешественники и домочадцы воздали должное обеду. За столом завязался оживлённый разговор. От шотландца до ирландца только один шаг. Река Твид[57]
, шириной в несколько саженей, вырыла более глубокую пропасть между Шотландией и Англией, чем восемьдесят километров Ирландского пролива, разделяющих Старую Каледонию и зелёный Эрин.Падди О’Мур рассказал свою историю. Это была история всех эмигрантов, которых голод заставил покинуть родину.
Закончив свой рассказ, он не стал ни о чем расспрашивать гостей, но Гленарван сам был заинтересован в том, чтобы колонист узнал всё о «Дункане», о цели его приезда к мысу Бернукли, о розысках, которые производила яхта по всему свету. Он сначала спросил Падди О’Мура, не слыхал ли тот чего-нибудь о крушении «Британии». Ирландец дал отрицательный ответ. Он никогда не слышал об этом корабле. За последние два года ни одно судно не терпело крушения ни у самого мыса Бернуили, ни в его окрестностях. А так как катастрофа с «Британией» произошла всего два года тому назад, то он с полной уверенностью заявил, что разыскиваемых Гленарваном людей нет и не было в этой части побережья.
— А теперь позвольте узнать, сэр, почему вы предлагаете мне этот вопрос? — спросил он.
Тогда Гленарван рассказал колонисту о находке документов в бутылке, о снаряжении экспедиции на «Дункане» и о всех предпринятых ею попытках разыскать капитана Гранта. Он не скрыл от ирландца, что его категорическое утверждение разбивало последнюю надежду найти несчастных моряков. Эти слова не могли не произвести угнетающего впечатления на слушателей Гленарвана. У Роберта и Мэри глаза были полны слёз. Даже Паганель не находил для них слов утешения. Джон Мангльс страдал вдвойне: за Мэри и за себя. Отчаяние переполняло сердца этих великодушных людей, напрасно приехавших к таким далёким берегам, и вдруг в напряжённой тишине, господствовавшей в комнате, раздался уверенный голос:
— Не отчаивайтесь, сэр, если капитан Грант жив, он находится в Австралии!