Дети капитана Гранта

Утром 17-го числа отряд выступил в обычный час и в обычном порядке. Этот порядок труднее всего давался Роберту, который все время пытался обогнать мадрилу. Гленарвану приходилось строго окликать его, чтобы заставить мальчика вернуться на свое место в строю.

По мере продвижения отряда местность все более утрачивала равнинный характер; появились складки, указывающие на близость гор; землю изрезывало множество речек и ручьев с бурным, стремительным течением.

Паганель часто заглядывал в карту. Если какой-нибудь ручеек не был нанесен на нее, кровь географа вскипала, и возмущению его не было предела.

– Ручей без названия, – восклицал он, – это все равно, что человек без прав гражданства: он не существует для географии!

Он отмечал их на карте и тщательно выписывал только что придуманные пышные испанские названия.

– Какой язык! – не переставал он восхищаться. – Какая звучность, какая торжественность! Это металлический язык! Я убежден, что он состоит из семидесяти восьми частей меди и двадцати двух частей олова, как лучшая бронза, идущая на отливку колоколов.

– Как идут ваши занятия? Успешно? – спросил его как-то Гленарван.

– Конечно, дорогой сэр. Ах, если бы только не произношение! Оно портит все дело!

И в ожидании лучших времен Паганель дорогой, не щадя глотки, старался справиться с трудностями испанского произношения, не забывая при этом делать и географические наблюдения. В этой области он был необычайно силен и не имел соперников. Если Гленарван обращался к катапацу с вопросом насчет какой-нибудь местности, он всегда опережал ответ проводника, и тому оставалось только с удивлением смотреть на географа.

В этот день, 17-го, около десяти часов утра, отряд пересек какую-то дорогу.

Гленарван спросил катапаца, что это за дорога. Ему ответил Жак Паганель.

– Это дорога из Юмбеля в Лос-Анжелос.

Гленарван посмотрел на катапаца.

– Совершенно верно, – сказал тот и, обращаясь к географу, добавил: – Вы, очевидно, путешествовали уже по этим местам?

– Разумеется, – ответил Паганель.

– На муле?

– Нет, сидя в кресле.

Катапац не понял и, пожав плечами, вернулся на свое место во главе отряда.

Около пяти часов пополудни экспедиция сделала привал в неглубоком ущелье в нескольких километрах от города Лоха.

Эту ночь путники провели у подножья сьерр, первых ступеней огромного хребта Кордильер.

Глава двенадцатая 12 000 футов над уровнем моря

До сих пор переход через Чили не представлял никаких трудностей. Но, начиная с этого места, отряду предстояло испытать все препятствия и опасности, с какими обычно связано восхождение на высокие горы. Здесь должна была начаться ожесточенная борьба с природой.

Перед выступлением в путь пришлось решать очень важный вопрос: какой избрать перевал через Анды?

Первым долгом этот вопрос был предложен катапацу.

– Я знаю только два доступных перевала в этой части хребта, – ответил он.

– Перевал Арика, – спросил Паганель, – открытый Вальдивиа Мендосой?

– Правильно.

– И перевал Виарика, находящийся южнее?

– Да.

– Так вот, друзья мои, – продолжал географ, – у обоих этих перевалов тот недостаток, что они заставят нас уклониться от прямого пути: первый – к северу, а второй – к югу.

– Можете ли вы порекомендовать нам третий проход? – спросил майор.

– Конечно, – ответил Паганель. – Перевал Антуко, расположенный на вулканическом склоне под тридцатью семью градусами тридцатью минутами, то есть едва в полуградусе в стороне от нашего пути. Он находится на высоте шести тысяч футов.

– Отлично, – сказал Гленарван. – Знаете ли вы перевал Антуко, катапац?

– Да, сэр, мне случалось проходить этим перевалом. Я не говорю о нем потому, что только индейцы-пастухи пользуются им для прогона скота с восточного склона гор.

– Что ж, друг мой, – ответил Гленарван, – если там могут пройти стада кобыл, овец и быков, то для нас тем более открыта дорога. Итак, если перевал Антуко позволяет нам не уклоняться от нашего маршрута, выбираем этот перевал!

Тотчас же был дан сигнал к походу, и отряд углубился в лощину Лас-Лехас, лежавшую между двумя массивами кристаллического известняка. Начавшийся здесь подъем был почти незаметен благодаря отлогости склона. Около одиннадцати часов отряду пришлось обогнуть небольшое, очень живописное озеро, место свидания всех окрестных ручейков. Они стекались в озеро с тихим журчанием и бесследно растворялись в его тишине. Над озером расстилались обширные пространства льяносов – равнин, густо поросших травой, где обычно пасутся стада, принадлежащие индейцам. Позже отряд попал в болото и благополучно выбрался из него только благодаря инстинкту мулов.

В час дня показались развалины форта Балленаре, некогда гордо высившегося на гребне утеса. Отряд прошел мимо, не задерживаясь. Подъем становился все круче, почва стала каменистой, и из-под копыт мулов вырывались и с шумом скатывались вниз каскады камней. Около трех часов дня путешественники увидели развалины еще одного форта, разрушенного во время восстания 1770 года.