Дети капитана Гранта

Кочевники были одеты в шкуры гуанако. Их вооружение составляли длинные двадцатифутовые пики, большие ножи, пращи, боласы и лассо. Это были великолепные наездники, судя по непринужденной грации их посадки.

Остановившись в сотне шагов от путешественников, они стали совещаться, крича и жестикулируя.

Гленарван направился к ним, но не успел он пройти и двух саженей, как весь отряд индейцев круто повернул назад и ускакал с невероятной быстротой. Измученные лошади путешественников, конечно, не могли догнать их.

– Трусы! – вскричал Паганель.

– По тому, как они улепетывают, видно, что они мошенники, – сказал майор.

– Кто эти индейцы? – спросил Паганель у Талькава.

– Это гаучо, – ответил патагонец.

– Гаучо? – повторил Паганель и, обернувшись к своим спутникам, добавил: – Не стоило принимать столько предосторожностей! Нам нечего было бояться.

– Почему? – спросил майор.

– Потому, что гаучо – безобидные землепашцы.

– Вы уверены в этом, Паганель?

– Вполне. Они приняли нас за грабителей и потому ускакали.

– А я думаю, что они бежали потому, что не осмелились напасть на нас, – возразил Гленарван, взбешенный неудачей своей попытки вступить в переговоры с индейцами.

– И я так думаю, – сказал майор. – Если не ошибаюсь, гаучо не безобидные землепашцы, но самые отъявленные и опасные бандиты.

– Чепуха! – сказал Паганель.

И он так живо принялся доказывать свою правоту в этом этнологическом споре, что ухитрился вывести из равновесия даже майора. Вопреки своему обыкновению всегда и во всем соглашаться с собеседником, Мак-Набс вдруг сказал:

– Мне кажется, что вы не правы, Паганель.

– Я не прав? – повторил ученый.

– Да. Сам Талькав считал этих индейцев разбойниками, а Талькав-то, наверное, знает, кто они такие.

– Что ж, значит, на этот раз и сам Талькав ошибся, – возразил Паганель с некоторым раздражением. – Гаучо – землепашцы, пастухи и ничто другое! Я об этом написал в своей книжке об обитателях пампасов, которая удостоилась самых лестных отзывов специалистов.

– Это только доказывает, что вы ошиблись, господин Паганель.

– Я ошибся, господин Мак-Набс?

– По рассеянности, надо полагать, – настаивал майор. – Но это не беда, вы внесете поправку в следующее издание, господин Паганель.

Паганель, потрясенный тем, что майор сомневается в его географических познаниях и даже прямо оспаривает их, почувствовал, что в нем закипает раздражение.

– Знайте, сударь, – сказал он, – мои книги не нуждаются в подобного рода «поправках»!

– Нет, нуждаются, по крайней мере в этом случае, – возразил Мак-Набс с непонятным упрямством.

– Сударь, вы сегодня несносны! – сказал Паганель.

– А вы невежливы, – ответил майор.

Спор, как видно, разгорался не на шутку, несмотря на то, что вызвавший его повод был совершенно незначителен. Гленарван решил, что пришла пора ему вмешаться.

– Вы оба, – сказал он, – перешли границы дружеского спора, и это очень удивляет меня.

Патагонец, не знавший, из-за чего спорят майор с географом, тем не менее отлично понял, что друзья ссорятся. Он усмехнулся и спокойно сказал:

– Это северный ветер!

– Северный ветер? – воскликнул Паганель. – При чем тут северный ветер?

– Ага, теперь мне все понятно! – оказал Гленарван. – Причина вашей обоюдной раздражительности – северный ветер! Я слышал, что в южном полушарии он угнетающе действует на нервную систему.

– Клянусь честью, Эдуард, вы правы! – воскликнул майор и от души расхохотался.

Но Паганель, закусивший удила, обратил свою ярость против Гленарвана, вмешательство которого в спор только подлило масла в огонь его раздражения.

– Ах, так, сэр, вы находите, что у меня возбуждены нервы?

– Да, Паганель, но я не виню вас – это северный ветер, толкающий людей в пампасах на преступления, как трамонтана37 в Италии.

– Преступления? – с зловещим спокойствием повторил ученый. – Значит, по-вашему, я похож на человека, способного совершить преступление?

– Я этого не говорил…

– Скажите еще, что я покушался на вашу жизнь!

Гленарван, не в силах больше сдерживаться, расхохотался.

– Я боюсь этого, – сквозь смех сказал он. – К счастью, северный ветер длится не больше одного дня.

Все путешественники рассмеялись при этом ответе. Взбешенный Паганель изо всех сил пришпорил коня и ускакал вперед. Через четверть часа он уже забыл и предмет спора, и свое раздражение.

Так единственный раз Паганелю изменило его всегдашнее добродушие. Но, как правильно сказал Гленарван, эту слабость надо приписать не зависевшей от ученого причине.

В восемь часов вечера ехавший во главе отряда Талькав крикнул, что он видит озеро. Через четверть часа маленький отряд спешился на берегу Салинаса. Но здесь путешественников ждало большое разочарование: в озере не было воды.

Глава восемнадцатая В поисках воды