Дети Хедина

Ториш единственный не повернулся и не прекратил смеяться, когда все, кто был в зале, уставились на вошедшего, с удивлением изучая его диковинный вид. «Они все уже знают и уже успели перемыть мне кости», – понял Ройне и, подавив раздражение, напомнил себе: «Это плата».

Уверенной походкой, не обращая внимания на провожавшие его взгляды, подошел к столу «своры».

Ториш мотнул головой, словно давая оценить брату, что его коса стала еще длиннее и теперь достигала пояса, и наконец обернулся.

– Брат мой! Ты ли это?! – заорал он. Слишком громко, чтобы это сошло за истинное удивление. Ториш всегда был никудышным актером.

– Здравствуй, брат, – улыбнулся Ройне, ожидая, что тот сделает дальше. Вроде бы полагалось обняться, но кидаться на шею первым он не хотел.

Его устроило бы, и если б они просто кивнули друг другу, тогда после пары общих, ничего не значащих вопросов можно было бы смело уходить и вступать в новую жизнь, не сожалея ни о чем. В конце концов, кровное родство для Забытых Детей ничего не значит, об этом им постоянно напоминали все годы их обучения. Но даже учителя признавали, что это правило относится в первую очередь к кровным родственникам, оставшимся за стенами Обители. Такое, чтобы сразу два родных брата попадали в Обитель, бывало очень редко, и все закрывали глаза на близкие отношения между Ройне и Торишем: это было просто одним из видов дружбы, а дружба между учениками не запрещалась. И снявший черный плащ Ройне станет для брата просто тем самым родственником, который ничего не значит.

Но если Ториш подаст ему руку, это будет хуже. Вроде как не брат, но и не посторонний. Руки жмут людям, которых уважают, но и тем, с кем могут скрестить оружие, как только вдруг станет не по пути. Ройне не хотел бы никогда скрещивать мечи с Торишем. Хотя бы потому, что в учебных схватках он всегда одерживал верх. А сможет ли он убить кровного брата? И сможет ли оставить в живых врага?

Поразмышлять на эту тему Ториш ему не дал, перешагнув через лавку и сграбастав старшего брата так, что у того затрещали ребра.

– Тош… – прохрипел Ройне, похлопывая его в ответ по спине и удивляясь, когда это младший стал таким сильным.

– Три года, Рой! Ты, дерьмо собачье, пропадал так долго! Я скучал! – заявил Ториш, широким жестом приглашая садиться рядом с собой и присоединиться к трапезе.

Прежде чем сесть, Ройне пришлось обняться и с другими братьями: Серыми Оггре и Деасом и Черным Ватсом. Когда они были учениками, Младшими братьями, носившими полосатые робы, они были одной семьей, и с ними тогда был еще и Нибб-Кулак и Пелль Зубастый. Эти двое, один в черном, другой в сером плаще, сейчас, видимо, были в разъездах по делам Обители.

Ройне внезапно захлестнуло приятное чувство, словно он вернулся в детство. Эти голоса и эти рожи, хоть и огрубевшие, но такие узнаваемые и родные.

– Что ж ты волосы-то свои отрезал? – возмутился Ториш, по-хозяйски запуская пятерню в его вихры. – Мне про тебя всякие сказки рассказывали, но когда сообщили, что ты отстриг свою косу, я сразу заявил, что это враки. Не мог ты такого сделать! Мы же с тобой вместе решили, что никогда… в память о нашей родине. Что ж я теперь, получается, один такой буду?

– Теперь получается, что никто не оспорит, что ты обладатель лучшей косы в Шести Землях, – ответил Ройне, дернув за ухоженную, переплетенную черными шелковыми лентами косу брата.

– Э-э… Толку-то! – махнул рукой Ториш и нахмурился.

– А остальным слухам обо мне ты, стало быть, поверил? – поинтересовался Ройне.

– Что ты помер на Грифовом острове? – уточнил Ториш. – Нет, конечно. Ты бы для своей смерти выбрал местечко получше! Уж я-то знаю!

Оггре и Деас захохотали, так задорно, что Ройне, а следом и Ториш к ним присоединились. А Ватс тихо произнес:

– То-то все Ториш рвался съездить туда, разыскать твои косточки, чтоб похоронить, как положено. Мол, негоже Черному брату грифов кормить.

– Птицам тоже пища нужна. И Черные братья ничем не хуже любой другой, – ответил Ройне прежде, чем Ториш успел возразить. – Мне все равно, где будут гнить мои кости.

– Мне не все равно, – недовольно буркнул Ториш. Он не любил, когда его улучали в каком-то проявлении чувств. – Ты Черный брат, и тебе место здесь. Хоть живому, хоть мертвому. Только я все равно ни на миг не поверил, что ты погиб. И не поверил, когда мне сказали, что ты предал нас и снял плащ.

Вот теперь он в упор посмотрел на Ройне, ожидая от него ответа.

– Вот он я, вот мой плащ, – Ройне не отвел глаз и потрогал тяжелые, перевитые серебряными нитями завязки плаща. – Предателей не пускают в Обитель. Ты знаешь.

– Но иногда выпускают из нее.

– Ториш…

– Скажи, что это неправда! – тихо потребовал брат.

– Тош! – Ройне совсем не хотелось скандалить, но Ториш, похоже, уже завелся.

– Ты явился сюда в яркой одежде, с волосами, вернувшими свой природный цвет, для того, чтобы попросить Мать снять то черное, что еще у тебя осталось, – плащ! Скажи, что это не так?!

– Так…

– И ты скажешь, что это не предательство?! – Ториш вскочил, чуть не опрокинув скамью.