Дети Хедина

Кто-то крикнул «Поберегись», и Михаил отступил в сторону, пропуская машину. И тут опомнился, замахал рукой. Ребята из кузова «ЗИЛа» помахали в ответ, мол, привет, Михаил Витальич.

Михаил побежал к другой машине.

– Мужики, – бросился он к троим незнакомым ребятам, на ходу сдвигая на затылок кепку и дружелюбно улыбаясь. – Это куда мои дружки поехали? Думал с ними после смены пивка выпить, а гляжу – укатили.

– В парк, рельсы рвать, – бросил один, не выпуская изо рта сигареты.

– Так завтра вроде? По ящику говорили? – спросил Михаил, чувствуя, как по спине ухнули врассыпную ледяные мурашки.

– Завтра, – согласился другой. – Только начальству охота рвение свое показать, вот и пустили одну бригаду пораньше…

– Пятилетку, б…, в четыре года, – пошутил третий, и вся троица загоготала, глядя, как их странноватый собеседник торопливой рысью припустил за ворота.

– Не иначе друзьям помогать побежал? – бросил ему вслед кто-то из рабочих. – Пиво не расплещи!

Но Михаил не слышал шутки. Он снова прыгнул в ожидавшее такси и почти крикнул шоферу: «В парк, вдоль трамвайных путей». Трясущимися пальцами набрал номер бабушки.

– Камеру взяли. Едем, – коротко ответила она.

Голос у бабушки был как всегда ровный и уверенный, и Мика сам понемногу успокоился, постарался дышать глубоко и медленно. Да только все усилия удержать нервную дрожь пошли прахом, когда среди лип показался знакомый «ЗИЛ»-«бычок», ткнувшийся синей мордой в голые кусты. А вокруг него – рыжие пятна жилетов. Невдалеке пытался осторожно пролезть между густо разросшимися деревьями маленький желтый экскаватор.

Отпустив такси, Миха быстрым шагом направился к рабочим.

– Привет, Мишаныч, какими судьбами! – крикнул кто-то, замахали руками. Михаил принялся махать в ответ, переходя на бег. – Погоди – закончим, пива выпьем!

– Стойте, мужики, тут рельсы нельзя поднимать! – хрипло заорал он, продолжая размахивать руками.

Но его не услышали. Желтый экскаватор прорвался сквозь переплетенные ветки, ловко подхватил железной горстью уже разрезанные рельсы. И поволок поверху. Мужики принялись за работу. Молоденький парнишка, лет двадцати, не больше, видимо, стажер, как завороженный наблюдал на тем, как экскаваторщик ювелирно проводит захваченный рельс между нависшими ветвями лип. А Михаил, подхватив с земли лом, бросился туда, где зияла между рельсами широкая, в метр или полтора, щербина. Если положить лом на рельсы, может, и замкнется. Только бы хватило возраста…

Через три или четыре секунды стало очевидно, что оранжевый жилет парнишке существенно велик. Мальчик с удивлением оглядывал себя, пытаясь понять, что происходит.

– Уходи! – кричал ему Михаил, подбегая. – Уходи от ковша!

Но парнишка все никак не мог сообразить, что происходит. Мешковатая роба уже доходила ему до колен. Михаил подхватил его поперек тела, но оттащить не успел. Малец зашелся в младенческом крике, а потом исчез в складках робы. Рабочие, ведомые древним инстинктом самосохранения, бросились врассыпную, подальше от проклятого экскаватора. Из кабины выпрыгнул мужик лет тридцати с небольшим, и Михаил с трудом, но узнал в нем экскаваторщика дядю Гену. В прошлом году Гене праздновали шестьдесят.

– Какого х… здесь творится, твою мать?! – заорал дядя Гена, ощупывая обрастающую рыжими вихрами плешивую голову.

– Уходи от машины! – крикнул ему Михаил, срываясь на юношеский фальцет. – Подальше от путей!

А сам перехватил с каждой секундой тяжелеющий лом и, напрягая все силы, побежал к разрыву линии. Под ногами врастали в землю свежие кустики, над головой втягивались в серую древесину тонкие ветки.

Михаил запыхался, едва не уронил лом, потому как тот стал каким-то необычайно длинным и невероятно тяжелым. С неба брызнул мелкий холодный дождь, заблестели рельсы. И Мика залюбовался сияющими путями. Вдруг словно кто-то убрал от лица старую парниковую пленку, стали заметны детали: растресканная кора деревьев, тонкая прозрачная корка льда по краям луж, и все это разом, удивительное, захватывающее, захотело быть увиденным. Мика упустил лом, засунул палец в рот и уселся прямо на талый снег, радостно завертел головой. Мир медленно запрокинулся, завертелся, потом начал расплываться. И в этом расплывчатом мире появился кто-то очень знакомый и добрый. Чьи-то крупные сильные руки подхватили Мику, а потом передали в другие – теплые, мягкие. Голова закружилась. Потом Мику завернули в жесткое, колючее, пахнущее старостью. Захотелось спать.

Василий Игнатьевич Лазарев легко вспрыгнул в кабину экскаватора. Лом держал слабо, чуть промедлишь, и придется опять в школу. Бросать курить? Носить пиджачок с блестящими пуговицами? Ну уж нет! Рычаги управления легко легли в руки. Все-таки хорошо, что был в свое время Василий на все руки от скуки, не только трамваем научился управлять. Чему только не выучился на фронте. Где только не поработал после войны, пока не пришел в трамвайное депо.

Экскаватор ожил. Мертво повисший в его большой клешне рельс медленно пошел на прежнее место.

– Люсенька, убирай! – крикнул он, высунувшись из кабины.