Дети Крылатого Змея

— Слухи о моем сумасшествии вас не отпугнули, — Мэйнфорд осторожно сжал пальцы Тельмы. — Безумный Канцлер? Какая, по сути, ерунда, главное, чтобы дрессированный. А с безумцем в какой-то мере и легче. Современная медицина открывает бездну возможностей. Но давайте вернемся… почему вы сразу не устранили девочку? Пожалели? Сомневаюсь. Скорее уж держали про запас. Вдруг да Гаррету вздумается поиграть в самостоятельность? А тут свидетель… потом и вовсе она стала полезна. Зачем искать нового исполнителя, когда и старый всем хорош? Вы держали на крючке их обоих.

— Пожалуй, нам больше не о чем разговаривать, — гость поднялся.

— Думаю, что не о чем… доказать все одно ничего не выйдет.

— Хоть это вы понимаете…

— Понимаю, — Мэйнфорд встал. — Как и кое-что другое… мир изменился. Скоро и вы это ощутите.

— Вы сейчас о чем?

— Скажем так… о вселенской справедливости. Должна же она где-то существовать.

Во взгляде недавнего родственника промелькнула жалость. Надо же, и вправду полагает, что Мэйнфорд не в себе. Ну да, такие в справедливость не верят. Она лишь на лозунгах предвыборных смотрится хорошо.

Пускай.

Девчонку немного жаль. В ней надобность отпала, и ликвидируют ее не сегодня завтра, если уже не подчистили.

— К слову, — перед открытой дверью гость остановился. — Ваша подруга в трехдневный срок должна пройти медицинское освидетельствование. Увы, правила придумал не я…

— Но вы умеете ими пользоваться. Как и я, — Мэйнфорд вдохнул ледяной воздух. Надо же, снег пошел. Первый снег — еще одно чудо.

Белые тяжелые хлопья.

Тельме понравится.

— Моя супруга имеет на руках все необходимые… свидетельства.

— И когда вы успели?

— Было время, — Мэйнфорд поклонился. — Не скажу, что был рад встрече с вами. Сами понимаете.

— Что ж… жаль… а ведь с вами было бы интересно работать… подумайте… даже ваша супруга… могла бы сыграть свою роль.

В Бездну гостя. Благо, он все-таки ушел. И стоило бы дверь запереть, лучше на засов, но падал первый снег, искрился в свете одинокого фонаря. Ложился на асфальт, спешил укрыть ограды и облысевшие деревья. К утру точно город заметет, и власти в очередной раз объявят особое положение…

Снег…

Это хорошо.

Дышится иначе.

— Супруга, — Тельма подошла и уткнулась лбом в плечо. — А меня спросил?

— Ты не будешь против.

— Почему?

— Потому что… так безопасней. Имя Альваро что-то да значит. И вообще, обуйся, а то простынешь.

— Ты старый и ворчливый, — она улыбалась. А Мэйнфорд боялся — расстроится. — Зачем ты ему сказал, что…

— Ты ведь узнала?

— Голос.

— Если бы я промолчал…

…она бы решила, что Мэйнфорд вновь ее предал.

— И еще бестолковый… — Тельма поправила покрывало, съехавшее с плеча. — Снег — это красиво… я забыла уже, каким он бывает белым… он ведь…

— Получит свое.

— Высшая справедливость? — она не смеялась, она понимала. Или видела? То же, что видел Мэйнфорд, а точнее — Зверь в нем..

…дождь.

…и мороз. Плохое сочетание. Глазированная дорога, и водитель, раздраженный, взбудораженный недавней беседой, которая пошла совсем не так, как ему представлялось. Он всегда садился за руль сам, особенно желая успокоиться.

Скорость позволяла на мгновенье стать собой.

Избавиться от маски. Выплеснуть эмоции… непозволительная роскошь. И новое авто — низкий спортивный «порше» — требовало скорости.

Сорок миль.

И шестьдесят.

Сотня… охрана отстала. Ну и плевать. Он знал дорогу. Каждый поворот, каждую колдобину. Он проехал бы и с закрытыми глазами, поэтому и не поверил, когда эта дорога вдруг поплыла, выпуская тень женщины в белом пышном платье…

…Мэйнфорд открыл глаза.

Завтра. Обо всем объявят завтра.

— Так ты согласишься? — он подхватил женщину на руки, а она лишь вздохнула:

— Ты же не примешь отказа.

— Не приму.

Зверь смеялся.

Люди, с его точки зрения, были забавны…

Над священным Атцланом поднимались дымы. Они тянулись к серому небу, будто стремясь привязать его к городу, укрыть от посторонних глаз.

Кохэн остановился у ворот.

Охрана оставила его еще милю назад, здраво решив, что с прямой дороги сворачивать некуда. А если вдруг возникнет у безумца подобная идея, то пуля догонит. Они рады были бы выстрелить.

И чудо, что сдержались.

Кохэн посмотрел на небо.

Ничего.

Пустота. Ни теней, ни призраков… ни богов. А если то, что было, почудилось ему? Предсмертный бред? Или наркотический? Вызванный стрессом, переутомлением, которое наложилось на ментальное воздействие?

От сомнений слабели ноги. И будь у него выбор…

…выбор был.

…виселица или Атцлан. И Мэйнфорд злился, не понимая, чем древний город привлекательней веревки. Когда-то Кохэн имел неосторожность рассказать Мэйни, как в этом городе поступают с предателями.

Донни сказал бы, что все справедливо…

Кохэн тряхнул головой, и золотые фигурки в волосах зазвенели. Дома… он наконец-то почти дома… так стоит ли думать о плохом?

Что до сомнения, то судьба у него, верно, такая.