Сразу после своего 90-го дня рождения в августе 2006 года Приска Левенбейнова была передана в лечебный санаторий. Там за ней ухаживал личный лечащий врач, который каждый день сообщал Хане о состоянии здоровья матери. Три недели спустя Приску госпитализировали с обезвоживанием и прочими медицинским проблемами. Хана прилетела к матери из Калифорнии и находилась подле нее несколько недель, но должна была отправляться домой, где ее ждала работа. По возвращении в лечебницу, где она проспала около двух недель кряду, Приска тихо умерла во сне 12 октября 2006 года.
Женщина, потерявшая трех детей, мужа Тибора и практически всех родственников в годы войны, посвятила свою жизнь чудо-ребенку, рожденному на грязных досках на заводе СС во время воздушной бомбардировки. В 1996 году, за 10 лет до кончины своей матери, Хана передала расшитые фрайбергскими женщинами комбинезон и чепчик в Музей Холокоста Соединенных Штатов Америки в Вашингтоне. Ее мать хранила эти вещи более 50 лет.
Прах Приски был погребен на кладбище Slávičie údolie (дословн. Соловьиная Долина). Ее могила находится на тенистой аллее в километре от берега Дуная. Теперь она навсегда окружена красотой.
Рахель
Несмотря на данное отцу обещание отправиться домой в Польшу сразу после войны, сестры Абрамчик вынуждены были ждать выздоровления Салы, что отложило их путешествие до середины июня. «Когда стало ясно, что я иду на поправку, мы решили ехать, как только я смогу стоять на ногах», – вспоминает она.
Невидимая нить тянула сестер домой, но будущее выглядело очень неопределенно. Лишь 300 000 из 3,3 миллионов польских евреев пережили войну, еще 1 500 были убиты во время мятежей в послевоенные годы. Отголоски этих зверств пугали сестер и ставили в еще более незавидное положение. Но и выбора особенно не было. Слишком много беженцев пытались мигрировать, другие направления были для них закрыты. Великобритания, Франция и Канада уже приняли тысячи людей, въезд на территорию Палестины был строго ограничен. Соединенные Штаты приняли 400 000 беженцев, но еще большему количеству пришлось отказать в новой жизни на этом месте. У польских евреев не оставалось альтернатив, а значит, нужно возвращаться в страну, которая к тому моменту превратилась в советскую марионетку.
Рахель в свои 26 лет снова должна была взять на себя роль матери и решить, что будет лучше для ее ребенка и сестер. К окончанию войны Сале было 23, Эстер – 20, а Бале – 19 лет. Шесть лет, которые должны были стать самыми счастливыми в их жизни, девушки провели в лагерях и гетто, и единственными местами для них оставались Пабьянице и Лодзь. Они получили радостные вести от своих друзей в Маутхаузене, что те встречали отца Абрамчика и их брата Берека две недели назад. Они были вместе в Берген-Бельзене, но разделились при эвакуации. Если это было правдой, то родные мужчины тоже отправятся в Пабьянице и будут ждать остальных.
Потрепанные женщины забрались в автобус, с него пересели на грузовой поезд, на котором проделали еще один бесконечный путь, то и дело останавливаясь из-за испорченных железнодорожных путей и отсутствия топлива. Они не узнали Варшаву, изнасилованную восстанием, но времени рассматривать город не было. Девушки пересели в еще один полненный поезд и, в конечном итоге, на трамвай до Пабьянице.
Оказавшись в родном городе, они увидели, как все изменилось. Большинство евреев, которых они знали до войны, были вычеркнуты из истории. Прекрасная квартира родителей и все нажитое было разграблено. В доме жил их бывший сотрудник, который отказался уходить, утверждая, что квартира больше им не принадлежит. Он добавил, что был «избран коммунистической партией, чтобы наблюдать за собственностью от лица властей».
Друзья и соседи, с которыми девочки росли, приложили руку ко всему, что им приглянулось, и элегантный, наполненный цветами дом их детства, который мама Фейга звала «замком», канул в Лету. Не осталось и следа от их картин и китайского фарфора, а в памяти эхом отзывались музыка и смех былых времен. Все, что смогли достать сестры, это семейные ценности, которые были поручены самым доверенным подчиненным, и те их с радостью вернули. Расстроенные бездомные сестры отправились в местный муниципалитет, чтобы им предоставили жилье как беженцам. Их заселили в маленькую квартирку, где они ждали возвращения отца и брата. Проходили недели, пришлось продать семейные реликвии, чтобы выручить денег на жизнь, и надежда угасала. Сала занялась шитьем на продажу, но их маленькая семья начала отчаиваться от осознания потери всего и вся.
Из 12 000 евреев, депортированных из Пабьянице во время войны, осталось лишь 500. Малыш Марк был единственным новорожденным. Каждый раз, когда сестры выходили в город, который некогда был заполнен счастливыми воспоминаниями, их встречали осуждающие взгляды. Неоднократно их заставляли чувствовать себя лишними. Рахель слышала, как женщина сказала в ее адрес: «Жгли их, жгли, а все равно полно осталось».