Дети лагерей смерти. Рожденные выжить

Как об этом вспоминает Сала: «Наш дом перестал быть таковым. Родной город выглядел враждебно. Он напоминал кладбище, где не найти ни одной знакомой души». Симпатичная блондинка, некогда столь популярная среди сверстников, не встречала ни одного доброжелательного лица. В смятении она бросилась к своей учительнице изобразительных искусств, чтобы дать ей знать, что она выжила. «Учительница меня очень любила, даже нарисовала мой портрет. Я сказала сестрам: “Она будет так рада меня увидеть! Пойду и расскажу ей все, что с нами произошло”. Но учительница открыла дверь и сказала: “Так ты еще жива? Мне нечего тебе предложить!” – и захлопнула дверь у меня перед носом. Даже не спросив, что произошло. Мне будто дали пощечину».

Спустя месяц с их возвращения на родину сестры получили письмо от своего дяди из Нью-Йорка, который связался с польской администрацией. Ему сообщили, что их брат Берек находится в госпитале в Швеции, куда был отправлен Красным Крестом в связи с потерей глаза и увечьями, полученными в лагерях. «Мы отправили Береку письмо, в ответ он прислал свою фотографию, голова была перебинтована, и ни слова об отце – так мы и догадались, что он не выжил».

Не было вестей и о младшем брате Монике, который мужественно выступил на помощь детям Пабьянице во время ликвидации гетто. Говорили, что он попал в Хелмно. Не было слышно ни слова о матери, Фейге, или малышах Доре и Хенике, которым было по 14. О самой младшей, Манюсе, которой было 12, тоже никаких вестей. Зная условия существования в Аушвице, девушки больше не надеялись когда-либо услышать смех матери, сестер и брата. Оставалось надеяться, что они были вместе до самого конца и не сильно страдали. «Они были так молоды и прекрасны, а жизнь распорядилась подобным образом».

Перед лицом потери родителей и младших детей Бала, с которой Берек всегда был близок, внезапно объявила, что едет в Швецию и будет заботиться о брате. «Я нужна ему», – сказала она. Бала действительно отправилась в госпиталь и ухаживала за ним долгие годы. От нее сестры узнали, при каких обстоятельствах Берек потерял глаз – молодой человек пытался защитить своего отца в лагере Берген-Бельзен, за что был избит надзирателями. «Он долго защищал папу, который уже был очевидно стар и слаб для любой работы, но Береку было приказано не помогать отцу. Несмотря на угрозы, сын продолжал стараться, за что был избит. А отца застрелили за три дня до освобождения лагеря».

Не было новостей и от Моника. Рахель надеялась, что муж ждет ее в Лодзи и налаживает фабричные дела. С огромными трудностями из-за плохого дорожного сообщения в стране она добралась в Лодзь с несколькими друзьями, чтобы узнать, что завод был занят другими людьми. Еврейское население города сократилось с 200 000 до 40 000, большинство из них собирались уезжать или уже эмигрировали. Семья потеряла все.

«Мы поняли, что нельзя оставаться в Польше, – говорит Сала. – Нам там больше делать нечего». Сестры отправились через полуразрушенную Европу в Мюнхен, который находился в юрисдикции Америки. Оттуда они рассчитывали попасть уже куда угодно. В город они прибыли в единственной смене одежды и с одним или двумя чемоданчиками пожитков на всех. До сестер дошел слух, что выжившие из их региона осели в Мюнхене, организовали свою общину и помогают друг другу. Рахель продолжала выспрашивать у людей новости о своем муже, готовясь к самому плохому, но никакой информации не было.

Спустя несколько месяцев она приняла мысль о смерти Моника, хотя так и не узнала подробностей и не видела тела. Долгое время она была уверена, что его отправили в Аушвиц и там отравили, но знакомый ее брата Берека из Лодзи был уверен, что Монику удалось избежать последней депортации из гетто и остаться в городе. В конечном итоге его застрелил «какой-то немец с револьвером». Он умер, так и не узнав, что его жена выжила, а он стал отцом. Моник навсегда погребен в несуществующей могиле, куда не положить камней, не привести их сына.

Смирившись со своей тоской, Рахель решает идти дальше и подарить лучшую жизнь своему ребенку. Она остается в Мюнхене на 4 года. Марк начинает посещать школу, первым его языком становится немецкий. Мать и ее сестры разговаривают на польском, только если не хотят, чтоб он понимал, о чем разговор. 19 марта 1946 года Рахель снова выходит замуж. Ее второй муж, Сол Орвиеский (позже сменивший фамилию на более короткую – Ольский) – талантливый еврейский ювелир, с которым девушка была знакома еще до войны. Она знала, что он станет прекрасным заботливым отцом для ее сына, но на протяжении долгих лет винила себя, что вышла замуж так рано, и иногда представляла, что будет, если Моник вдруг возникнет на пороге. «Я вышла замуж, потому что была одинокой женщиной с ребенком, которому нужен отец».