Сердце Анки бешено заколотилось, она решила последовать за Берндом. «К тому моменту я уже знала, что беременна. А муж не знал». Она была уверена – раз она выжила с мужем в Терезине, то сможет и в любом другом месте. Она не знала ни где он, ни в каких условиях, но во что бы то ни стало хотела быть рядом. «Германия была цивилизованной страной, подходящей для жизни» – так она обосновала «самую большую глупость в своей жизни». Они с Берндом выживали три года в гетто, потеряли сына и почти всех родственников. Она не верила, что бывает хуже. Девушка молилась о воссоединении и мечтала, что их определят на работу, где она сможет видеть своих родителей и сестер, и они вместе дождутся конца войны.
Анка боялась, что если станет медлить, то ее отправят в другое место и она уже никогда не найдет Бернда. Она собрала вещи – на этот раз более разумно, чем перед отправлением в Терезин, когда тащила с собой коробку пончиков, – в чем ей помогли оставшиеся друзья. «Я никому не рассказывала, что беременна. Но когда я начала укладывать платье, оставшееся от первой беременности, подруга спросила: “А это тебе зачем?” Я промолчала, а она едва не потеряла сознание: “О Господи, неужели ты беременна?” Она не могла понять, почему я соглашаюсь ехать по собственной воле».
Несколько дней спустя, 1 октября 1944 года, когда американские войска уже заняли линию Зигфрида в Западной Германии, Анка навсегда покинула Терезин. Вагон третьего класса был переполнен, люди чувствовали себя сардинами в жестянке. Двери захлопнулись, поезд издал длинный пронзительный гудок. Анка уговаривала себя не паниковать и надеялась, что дорога к мужу не займет много времени.
Ее молитва о следовании за Берндом была исполнена. Поезд остановился на станции в Дрездене, который заключенные считали местом назначения. Почувствовав облегчение, пассажиры поезда приготовились выйти и направиться в лагерь, где встретят своих родных. Изможденные, голодные и обезвоженные люди ждали в закрытом поезде, но внезапно он снова тронулся. Ко всеобщему ужасу, следующей остановкой был лагерь Баутцен, в 60 километрах на восток от Дрездена. В тот момент все поняли, как жестоко их обманули. «Медленно, но верно, на нас снизошло понимание того, куда мы направляемся», – вспоминает Анка, описывая всеобщий ужас при виде польских станций, пока поезд с угрюмым лязгом мчался все дальше на восток.
«Это направление вело в Аушвиц – чудовищный лагерь. Но тогда мы этого еще не знали».
Если бы малыш Дан выжил и Анка сошла с поезда с ним на руках, то сразу бы отправилась в газовую камеру. Но она несла новую жизнь внутри себя, и маленькое сердце билось вопреки всему.
Никто, кроме Анки, не знал, что она беременна, когда два дня спустя двери вагонов открылись и девушку встретил не улыбающийся лик мужа, а то, что позже она назовет «адом на земле».
Аушвиц-II-Биркенау
Приска
По прибытии в Аушвиц, второй из трех самых крупных концентрационных лагерей, поезд во словацкими заключенными встретили озлобленный лай собак и крики надсмотрщиков; людей начали грубо вытаскивать из вагонов. Отряд мрачных офицеров СС стоял неподалеку с орудиями наготове. «Мы не знали, что такое Аушвиц, ровно до того момента, как сошли с поезда», – говорит Приска.
В ужасе умолкнув, Приска и Тибор разглядывали сюрреалистичную картину окружающего мира: забор с колючей проволокой под напряжением, смотровые башни с пулеметами, рыскающие прожекторы. Со всех сторон на них глядела злоба и жестокость, то и дело слышался свист кнута и рык команд: «Вылезайте! Бросайте чемоданы! Быстро!»
Старые и молодые, одинаково беззащитные, выбирались из вагонов и выстраивались рядами. Не успевших обрести почву под ногами людей отделяли друг от друга, багаж был разбросан в грязных лужах. Некоторые женщины впадали в истерику, когда их вырывали из объятий близких, и каждая пыталась защитить своего ребенка от рук врага.
Приску оторвали от Тибора так резко, что она почти упала, но ее успела подхватить Эдита. Девушка кричала и лихорадочно пыталась отыскать мужа, но его уже было не видно в обступившей толпе. Продираясь через людей, она столкнулась лицом к лицу с офицером СС, имя которого узнает несколько позже – доктор Менгеле. Пока же для нее он был очередным эсэсовцем с непроницаемым лицом и холодными глазами.
Расплывшись в своей, казалось, прилипшей к бледному лицу улыбке, Менгеле спросил: «Что случилось, красавица?»
Выпрямившись и подняв подбородок, Приска дерзко бросила: «Да ничего особенного».
«Ну-ка покажи зубы», – приказал Менгеле.
На секунду девушка замешкалась, но все же открыла рот.
«На работы!» – резко выкрикнул он.
Чьи-то грубые руки толкнули ее к правой линии. Она ощутила, что тонет в бесконечном океане страдания, где нельзя остановиться и на секунду взглянуть назад. Тибор исчез в озверевшей толпе людей, растянувшейся на сотни метров, Эдита потерялась из виду.