— И либо Нойко будет воплощать свои мечты, а империя без императора умрет. Либо Нойко сядет на трон, и империя будет его заботой и долгом, — медленно проговорила Люция и тут же вспылила. — Чушь какая-то! Он балбес, ему империю дать — все равно что проклясть ее! А без него может быть…
— А может не быть, — усмехнулась Химари.
— Я подумаю, — простонала Люцифера. — В печенках уже вся эта империя. Вся эта жизнь. Как вы вообще столько живете?!
Химари только пожала плечами, сочтя вопрос исключительно риторическим.
— Сдохнуть бы поскорее, но этому телу почти сорок, и лет двадцать протянет точно, — скривилась императрица. — А до этого времени с ангелами разберись, с охотницами все продумай, Имагинем Деи переделай, лепру вылечи, Конфитеор новый придумай. Аргрх!
— Ты всерьез задалась целью вылечить лепру? — удивленно вскинула капельки-брови кошка.
— Да, но мой Верховный Магистр, который мог это сделать, повесился, идей больше нет, — махнула рукой Люцифера.
— Моя дочь тоже хочет избавить империю от лепры.
Люция медленно обернулась и посмотрела Химари в глаза.
— Новый Конфитеор?
— Без понятия. Она говорит, что дело в источнике, и вроде как пошла к Райскому саду, — пожала плечами кошка и раскрыла мешочек со швейными иголками. — Может, вам договориться? Тай писал, что ей нужны будут архивы под храмом.
— И наверняка доступ к лабораториям Имагинем Деи. И деньги заодно, — понимающе протянула императрица.
— Пожалуй, — кивнула Химари, подбирая иголку по ушку к черной нитке.
— Предоставлю все, что ей будет нужно. Она ведь справится, верно?
— Это ее мечта, а она — моя дочь и Хайме. Справится, но я не знаю, как быстро.
— Где я могу ее найти? — серьезно отозвалась Люцифера.
— На пути к Райскому саду. Думаю, твоя знаменитая ищейка такую задачу вполне осилит, — краем губ слабо улыбнулась кошка.
— Хоть какие-то обнадеживающие новости за сегодня.
#28. Ветер перемен
— Будь ты проклята, Люцифера! — закричала Кирана, как только дверь за Рауном закрылась, а шорох крыльев стих. — Будь ты проклята!
В несколько широких шагов охотница подошла к статуе в углу комнаты и замерла. Руки тряслись, тело было будто не родное. Но перед статуей невольно перехватывало дыхание. Они не виделись вживую и не говорили лет тридцать. По крайней мере, Кирана так думала. Раньше. И в глубине ее души Люция всегда оставалась дикой гарпией, отдающей приказы. Недосягаемой, непонятной, удивительной. Крылатая хищная птица, отказавшаяся от крыльев ради мести и свободы. Это было бы впечатляюще, не будь так чудовищно — за эту ее свободу Хильда заплатила жизнью. И если бы только она.
Кирана стянула перчатку и осторожно коснулась спутавшихся волос Люции. Лиловый кристалл на ощупь был прохладен, тонкие грани локонов неприятно вдавливались в пальцы, едва не царапая до крови. Она провела ладонью по щеке статуи, стянула вторую перчатку и двумя руками обхватила лицо. Большими пальцами провела по векам, острому носу.
— Как же я тебя ненавижу, — бессильно прошептала она. — За все тебя ненавижу.
Отступив, она обрушила статую на пол. Пронзительный звон эхом отозвался в ушах.
Крупные осколки расшвыряло по кабинету. А Кирана посмотрела на них и закусила губу.
— Мы все отдали за тебя, — прошептала она, поднимая ближайший кусок двумя руками. — Во имя тебя.
Разжала пальцы, и кристалл, рухнув, разлетелся на мелкие кусочки.
— Мы пожертвовали всем ради твоей мечты, — даже не заметив, как осколки расцарапали сапоги, она подошла к следующему крупному куску и с трудом подняла его. — Мы уничтожили свои мечты ради твоего счастья, — второй разлетелся точно так же. И третий. И четвертый. Но Кирана, не замечая ничего, прошлась по осколкам к последнему. — А ты нас использовала.
Пятый осколок смотрел на нее пустыми глазами. Локоны разлетелись еще при падении, но руки, сжимавшие горло, остались — по запястья.
— Ты уничтожила нас, — рухнув на колени, охотница притянула голову статуи к себе и положила на ноги. — За что ты так с нами? — пробормотала она, кладя свои руки поверх ее. Сомкнуть бы на горле, задушить, удавить. Стереть в порошок.
Слезы невольно покатились градом по лицу. Горячие, безумно соленые на губах. Закапали на осколок статуи. Утекли по запястьям и пальцам в кристальные волосы.
— Ты причинила столько боли, а мы все идем за тобой. Как слепцы — на шорох твоих крыльев. Мы холим в сердцах твои подачки, твое признание нас как будто равными. Мы верим, что важны и нужны тебе. Наивно верим, — она подняла осколок и замахнулась им двумя руками. — Ты чудовище.
Осколки брызнули от стола в стороны. Кирана подскочила и, хватая оставшиеся, принялась разбивать под ноги один за другим. Она швыряла их в стены, топтала сапогами, пыталась ломать в кулаках. Била и била, яростно крича от нахлынувшей глубоко внутри боли. Старой, вечно ноющей раны, терзающей и мучающей долгие-долгие годы.
Она не успокоилась, пока пол в кабинете не покрылся мелкими осколками полностью.