Дети Лепрозория

— Я ненавижу тебя, — сквозь слезы проскулила Кирана и подняла к глазам руки. Изрезанные кристаллами, они сочились кровью. — Я себя ненавижу! — взвыла она, падая на колени. — Ненавижу себя за то, что служу тебе, зная, что ты сделала с Хильдой, — простонала она, обнимая себя за ноги и утыкаясь в пол лбом.

Песочные часы на столе остановились. Кристальная пыль в них замерла, пересыпавшись лишь на треть.

— Так не должно быть, — всхлипывала Кирана, дрожа всем телом. — Это неправильно.

Хотелось смеяться, и вместе с тем боль изнутри позволяла только плакать.

В голове отчетливо вспыхнул откровенный, но вместе с тем абсолютно серьезный вопрос цесаревича.

— Будешь ли ты служить Люцифере, когда я верну ее? — повторила Кира по памяти. И, всхлипнув, провыла, — Бу-у-ду-у.

Тогда это казалось просто вопросом. А ответ — просто ответом. Понарошку. Тогда не виделось ни шанса на то, что все окажется правдой. Настолько ужасающей правдой.

И хуже того, ответ на вопрос Нойко у Кираны был все тот же.

Когда слезы закончились и высохли, изрезанные руки и колени перестали кровоточить, а кровь со лба стекать по бровям, Кира поднялась и оглядела комнату.

Все было усыпано мелкими осколками, лиловым ковром устилающими пол, часть полок шкафа, стол.

— Помнишь, Люция, я говорила, что ты поплатишься за то, что убила Хильду? — хмыкнула Кирана и вытерла рукавом лицо, только сильнее расцарапав его. — Я думала, ты отплатишь своей кровью, своей жизнью. И ты отплатила, — она постучала носком сапога об пол, сбивая с него лиловую пыль. — Я так думала, — другой ногой. — Но вместо тебя за жизнь Хильды заплатила крошка Бель. И этого мне мало!

Подойдя к столу, Кира перевернула песочные часы, и лиловый песок сердца Хильды заструился в застенках снова.

— Милая моя, — ласково прошептала она, водя пальцем по стеклу. Алый след остался, к нему добавился новый. И еще. — Милая моя Хильда, — улыбнулась Кирана. — Мы с тобой обе знаем, какая она. Но мы ведь никому не скажем. Никому-никому. И никто не узнает, что мы с ней сделаем, — она подняла часы и прижала их к груди, крепко обнимая. — Я обязательно что-нибудь придумаю.

* * *

Морана притворила за собой дверь и негромко кашлянула в кулак, привлекая внимание. Но любимый крылатый осьминожик был занят.

Сидя за дубовым столом у самого окна, поближе к свету, он корпел над работой. На подоконнике снаружи сидела жирная чайка и настойчиво била клювом в стекло, как будто признав в Нойко сородича и требуя накормить ее по этому случаю.

Вздохнув, Морана подошла ближе и заглянула через крыло.

— Как же хорошо ты рисуешь, Нойко, — похвалила она.

— Я не рисую, а черчу! — фыркнул он, отмахиваясь.

Морана покачала головой. Рисует, чертит — все равно непонятно что. Вроде красиво, смутно знакомо, но ерунда какая-то.

— А что ты «чертишь»? — добродушно спросила она, щупальцами опуская крылья пониже, чтобы было лучше видно.

— Ну неужели не видно, мама? — поморщился Нойко, поднимая руки. В одной — деревянная линейка, в другой — карандаш, неумело заточенный будто коготь какой-то. А на широком листе с половину стола — рисунок, чертеж.

Морана усиленно вглядывалась в тонкие линии, пытаясь понять, что изображенное напоминает. Блюдо, чаша, но странные какие-то.

— Я не понимаю в этом, Ной, — сдалась она и покачала головой.

— Я говорил с плотниками и лодочниками, — как бы намекая, протянул он в ответ. — Они сказали, что построить огромную-огромную лодку вполне возможно, но им нужно много всего.

— Всего — чего? — Морана погладила его по голове, прижимая к себе.

— Чертеж, например. Чтобы все понятно было, и не развалилось потом, — пожал он плечами и, выпутавшись из объятий, снова склонился над рисунком. — Расчеты особенно.

— Как ты их уговорил? — скептически хмыкнула Морана, уперев руки в бока.

— Взял немного твоих запасов из погреба, — махнул он линейкой и, положив ее на стол, принялся высматривать в работе возможные ошибки.

— А разрешение?! — воскликнула осьминожиха в праведном гневе.

— Можно, мама? — закатив глаза, спросил Нойко.

— Можно, — буркнула Морана, отворачиваясь. И как ему откажешь.

— В общем, я закончу все и отнесу им. Мне хватит знаний рассчитать количество материалов на такую большую посудину и прикинуть, как все лучше сделать, чтобы оно не развалилось. Да и чертеж я сделаю понятным, не сложно, — хмурясь, рассуждал он.

— И кто же тебя всему этому научил? — покачала головой Морана.

— Эта, как ее, Изабель, — пренебрежительно махнул он рукой.

Морана поджала губы и тяжело выдохнула.

— Понятно, — тихо ответила она, когда сын обернулся. — Ты говорил, что тебе что-то нужно.

— Да, — Нойко повел плечом. — Я могу придумать и начертить то, что я хочу получить. Могу рассчитать. Но столько материалов сложно достать в короткие сроки, не то что…

Перед ним на стол опустился увесистый кошель, полный тенши. Следом за ним второй. Третий.

— Откуда? — удивленно воскликнул он, поворачиваясь к ней полностью.

Морану так и подмывало язвительно ответить — «От этой, как ее, Изабель!», но она лишь улыбнулась.

— Накопила, когда была вассалом этого округа.