Дети лета

Наша группа редко привязывается к детям так, как у нас вышло с этой парочкой и Викторией-Блисс, но я неизменно радовалась, что мы сблизились с ними. Почти всегда радовалась нашему сближению, хотя быть единственным объектом их пристального внимания и плотного наблюдения сродни присутствию в церковной исповедальне.

Несмотря на то, что это в основном моя история, именно Эддисон сообщил им о последних «доставках» – то есть о том, что они имели место, и, не вдаваясь в подробности, о разрыве с Шиван. Внимая его словам, Инара рассеянно кивала, но когда Эддисон дошел до разрыва, глаза Прии прищурились. Все-таки ей никогда особо не нравилась Шиван. Так или иначе, чисто по-человечески Шиван ее не волновала; ей просто не нравилось, что мы встречались. Однажды, только один раз, она объяснила мне причину: ей не нравилось, что с Шиван я выгляжу наполовину потерянной. И в потрясающем свете прошлого она оказалась абсолютно права.

Но именно Прия сразу спросила:

– Ты в порядке?

– Пока, – откликнулась я ей. – Полагаю, я еще не до конца все обдумала.

– Но, надеюсь, ты обдумаешь все разумно?

– И я надеюсь.

Прия что-то пробурчала, но быстро умолкла, покачав головой, и решительно заявила:

– Хотя, знаешь, будет нормально, если ты и попсихуешь. Немножко.

Инара, на пару с Эддисоном, выразительно фыркнули; оба пребывали в явном замешательстве, осознавая, что давненько уже они не выдавали столь одинаковой реакции. Сколько же раз нам приходилось говорить Прие – да и Инаре тоже, по существу, – что из показной нормальности ничего хорошего не получится?

– Говоря о ненормальности, – нахмурившись, начала Инара, – ты получала известия от Равенны со времени ее последнего визита? Она по-прежнему не подходит к телефону и не отвечает на письма.

– Нет, она не звонила. Ты беспокоишься больше обычного по какой-то особой причине?

Инара покраснела – совершенно явно покраснела – и смущенно уставилась на лоскутное одеяло. Почему-то, вопреки всему, она не потеряла способности переживать за людей, но еще невольно смущалась, когда кто-то замечал это. Фактически почти как Эддисон.

– Если вы расценивали выживание Бабочек по весьма вероятным психологическим срывам и склонности к убийству, то Виктория-Блисс безоговорочно на первом месте, а я сама буквально дышу ей в спину.

Эддисон и Прия кивнули.

– Равенна, естественно, заняла третье место.

С глухим стуком я резко поставила бутылку пива на журнальный столик.

– Правда? Но она говорила, что ей стало лучше, – по крайней мере, до той последней ссоры.

– Ее состояние неоднозначно. Разделяя Равенну и дочь сенатора Патрис или просто пытаясь осознать, как эти две ипостаси сосуществуют в одном человеке, понимаешь, что их жизнь невозможна в присутствии ее матери с ее неизменной публичностью.

– Моя мама предложила ей жить у нас в гостевой комнате, – добавила Прия. – Париж ведь достаточно далеко, чтобы попытаться начать новую жизнь; там она будет в безопасности жить с любящими людьми и сможет постоянно связываться с Инарой.

Лицо Инары, уже успевшее побледнеть, ярко вспыхнуло, как обычно бывало, когда кто-то напоминал ей, что она, по существу, стала главой семейства Бабочек и до сих пор остается ею.

– Я сообщу вам, если она свяжется со мной, – пообещала я.

Мы увлеченно пообщались еще немного, делясь новостями, которые трудно передать в текстовых сообщениях.

Вскоре после полуночи раздался звонок моего личного телефона.

Номер звонившего я не узнала.

Обычно звонки с неизвестных мне номеров я отслеживаю, дождавшись режима автоответчика, что весьма разумно, по-моему, учитывая впечатляющие события месяца. Эддисон бесшумно подошел ко мне, и девочки тоже притихли; их лица выглядели размытыми из-за качества дешевой веб-камеры и гигантского телеэкрана.

После третьего звонка я приняла вызов.

– Рамирес.

– Рамирес, это Дрю Симпкинс.

Черт, дождалась!

Я включила громкую связь.

– Симпкинс, я ночую у Эддисона, мы слушаем вас. В чем дело?

Не последовало никаких комментариев по поводу присутствия Эддисона и моей ночевки у него. Половина Бюро полагает, что мы трахаемся, а другая половина уверена, что мы всё никак не осозна́ем, как часто нам нужно трахаться.

– Мне только что позвонила детектив Холмс, – ответила эта особа. – Семилетнего мальчика, Мейсона Джефферса, высадили перед входом в отделение экстренной помощи больницы принца Уильяма. Весь в крови, но, видимо, не своей. Мальчик молчит, однако к его плюшевому мишке приколота записка, где сообщается его имя, возраст, адрес и просьба обратиться к вам.

– А его родители?

– Холмс хочет, чтобы вы подъехали к дому мальчика. На сей раз я разрешаю.

На сей раз. Симпкинс в своем репертуаре.

– Какой адрес?

Эддисон поискал ручку, нашел маркер и записал адрес на руке, за неимением поблизости бумаги.

– Мы будем там через двадцать минут, – уверенно сообщил он, и Симпкинс, одобрительно хмыкнув, отключилась.

Инара и Прия серьезно глядели на то, как мы вскакиваем с кожаного дивана.

– Будьте осторожны, – озабоченно произнесла Прия, – и по возможности держите нас в курсе.