Дети лета

Мой мобильник зазвонил опять, и, оторвавшись от экрана, я увидела на сей раз имя Холмс.

– Я получила рабочий вызов из полиции; передай ей, я скоро спущусь, пусть сидит тихо. – Не дожидаясь ответа дежурного, я переключилась на новый звонок. – Рамирес.

– Фармацевт из нашей любимой больницы вышел покурить и обнаружил двенадцатилетнюю Аву, спавшую на скамейке. При ней два ангельских мишки.

– Кровь?

– Нет.

– Я заскочу к Уоттс и Кирни, и мы все решим.

Как же мне хотелось грохнуть этот чертов телефон об стену… Никаких хороших вестей. Закончив разговор, я глубоко вздохнула, обдумывая возможные варианты действий.

– Я должна ехать в Манассас, – наконец сообщила я напарникам. – В сквере около больницы найдена спящая девочка.

– Спящая? Или одурманенная?

– Не знаю. Я сообщу Вику.

– А как насчет твоей посетительницы? – спросила Стерлинг.

– Тоже Вику.

Не дав себе поддаться искушению пуститься в объяснения, на что у меня не было времени, при всем желании (а желания, кстати, тоже не было), я схватила сумку и покинула конференц-зал, взяв под локоток Касс и развернув ее обратно к выходу.

– Мы едем в Манассас, – сообщила я подруге, – но я должна срочно озадачить Вика одним дельцем. Ты заскочишь за Уоттс?

– При чем тут мы… но уже давно не утро, почему же жертву обнаружили так поздно? Возможно, есть свидетели…

– Подробности расскажу в машине. – Я развернула ее и направила в нужном направлении, шлепнув по пятой точке для придания стимула движению.

Учитывая, что наша дружба выдержала уже десяток лет, Касс лишь тихо присвистнула и бросилась вниз по лестнице искать Уоттс.

Вик сидел в кабинете. Он рассеянно пожелал мне доброго утра, не поднимая головы от каких-то записей, но щелчок закрытой мной двери привлек его внимание.

– Мерседес? Что случилось?

– Два события.

Я очень коротко сообщила ему о нахождении новейшего ребенка, и Хановериан мрачно кивнул.

– Что у нас на второе? – спросил он, заметив, что я напряженно молчу.

Спокойно, Мерседес, дыши глубже.

– Внизу моя мать, – наконец выдавила я.

Это заставило его отложить ручку и откинуться на мягкую спинку кресла.

– Твоя мать…

– Вероятно. Вполне возможно, еще одна из родственниц. В нашем большом семействе имя Маргарита на редкость популярно. Однако… увы, скорее всего, там именно моя мать.

– Когда ты в последний раз видела ее?

– Она заезжала к моим приемным родителям, когда мне было тринадцать лет. Именно после этого меня перевели в Службу охраны другого города.

С тех пор минуло девятнадцать лет.

– И ты догадываешься о причине ее прихода сюда.

– Моему отцу недавно диагностировали рак, – пояснила я и, в ответ на его поднятую бровь, добавила: – Поджелудочной железы.

– Я поговорю с ней. Ты хочешь, чтобы я убедил ее уехать?

Внутренний голос интуитивно кричал «да», но та часть меня, что упорно – с неизменным упорством – чувствовала вину, несмотря на понимание того, что выбор все равно за мной, нашептывала, что правильно для меня сказать: «Подождать».

Вик догадался о причинах моих колебаний и, обойдя вокруг стола, заключил в сердечные объятия.

– Я выясню, сняла ли она номер в отеле. Если еще нет, то помогу ей устроиться.

– Только не в Манассасе, пожалуйста.

– Не в Манассасе, обещаю.

Я склонила голову ему на грудь, ощутив неровности операционного шрама даже через рубашку и майку. Та пуля изменила его жизнь, но изменила и наши жизни тоже. Какие-то ничтожные граммы оказались настолько весомы.

Отстранившись, Вик пригладил выбившиеся из моего «конского хвоста» пряди волос, которые вечно вылезали из зажимов, его ладонь мягко коснулась моей головы, и на лбу запечатлелся отеческий поцелуй.

– Езжай, поговори с той девочкой, – пробормотал он. – Я уговорю твою мать подождать, когда ты будешь готова.

За двадцать семь лет я не сумела подготовиться к такому разговору. Я пыталась несколько раз, в раннем детстве, но она неизменно останавливала меня. А теперь…

Я кивнула, сморгнув слезы, вызванные – могу поклясться своим смертным днем – просто истощением и стрессами нашего летнего дела, и открыла дверной замок в двери его кабинета. Касс и Уоттс поджидали меня около лифта. Они обе безучастно взглянули на Вика, который, не давая никаких объяснений, одарил их мягкой улыбкой.

Едва войдя в вестибюль, я мгновенно увидела ее. Она сидела, напряженно выпрямившись на стуле около стола дежурного, с намотанными на руку четками, крестик которых покоился у основания ее большого пальца. Именно в такой позе мать и помнилась мне с детства; почему-то я никогда не думала о том, что она уже стара. Естественно, стара, ведь ей почти семьдесят лет. Но, несмотря на значительные перемены, натура ее осталась неизменной, и мое сердце мучительно сжалось.

Вик переместился в мою сторону, заслонив меня от матери, и когда мы подошли к ней ближе, подтолкнул меня вместе с Касс и Уоттс в сторону проходной. Когда мы трое уже выходили из здания, я услышала, как он обратился к ней:

– Миссис Рамирес, меня зовут Виктор Хановериан. Я начальник того подразделения, где работает ваша дочь.

Касс стрельнула в меня встревоженным взглядом.