Читаем Дети лихолетья (сборник) полностью

– Я помню наше нелегкое военное детство. Наш детский сад был где-то под Ратомкой. Помню бомбежки, как нас сажали по три человека под дерево в лесу и объясняли, что это военная игра, как ночью мы спали одетыми, готовые вскочить в любую минуту. Очень ясно передо мной стоят девять дней поездки в товарном вагоне. Духота, а нас из-за боязни потерять даже на стоянках не выводили на воздух. Исключение было лишь во время бомбежек.

Я была очень впечатлительным ребенком и ночами не спала: широко открытыми глазами смотрела вверх. А полки в вагонах, на которых мы спали, были из свежеоструганных досок. Однажды мне насыпались опилки в глаза. Я ослепла. На каждой остановке меня выводили в медпункт, где промывали глаза. А из-за того, что я была на воздухе, дети мне завидовали.

И вот мы на земле саратовской.

Волга, тучи мошкары. Впервые в жизни я увидела пароход и впервые – плыла на нем. Помню, на пароходе нам устроили завтрак: дали манную кашу. Какой же она была вкусной!..

Потом – Хвалынск, дом отдыха «Просвещенец», затем – детский дом № 1, хотя почти все детсадовцы, которые находились в «Просвещенце», были переведены в новый дошкольный детский дом № 7. Ведь и мне было тогда лишь шесть лет.

В основе детдомовской жизни был физический труд. И это, с учетом военной обстановки, правильно. Но труд детдомовцев был подчас не по возрасту тяжелым: мы сами запасали хворост, рубили его, делали кизяки (топливо из навоза), летом работали на огороде около детдома. Самое трудное – носить воду из колонки (ведер несчитано много). Помню и такое: ходили за семь километров (!) в поле, чтобы полоть горох и чечевицу или собирать колоски.

А разве забыть досаждающие нам болезни, особенно малярию и дизентерию. От дизентерии были и летальные исходы.

А побеги из детдома…

А можно ли забыть обувь: сверху – брезент, а подошва деревянная. Это – кошмар!..

А вечное желание чего-нибудь жевать?.. У нас даже свои поговорки были: «Лапшинка за лапшинкой бегают с дубинкой» – это по поводу супа; «Из-за хлеба Москву видать» – на стол подавали тоненькие-тоненькие ломтики.

И все-таки насущнее всего были передаваемые по радио сводки Совинформбюро. Едва раздавался знаменитый голос Левитана, как все группировались и застывали у радиоприемника.

Помнится и такое: дороги в Хвалынске были вымощены камнем. Летом – нестерпимая жара, камни – раскалены, а мы – босиком, приходилось не ходить, а прыгать.

Помню и необыкновенный патриотизм детей. В восемь-девять лет мы прекрасно разбирались в международном положении, следили за событиями на фронте. Особенно хорошо помню все события Сталинградской битвы. Будто политики, мы обсуждали проблемы открытия Второго фронта. Выступали с концертами в госпиталях. Для отправки на фронт вязали носки и варежки с двумя пальцами.

А как мы учились? Писали между строк на старых книгах, в чистых местах старых тетрадей. Один учебник был на двадцать детей. И ведь учились-то хорошо: «Каждая пятерка – удар по врагу» – таков был наш девиз.

А разве забыть принципы нашего самовоспитания (неписанные!): а) обещал – сделай; б) решили все – выполняй; в) взаимовыручка, взаимопонимание, поддержка. На этих принципах рождалась дружба, цену которой ощущали при наших встречах в Хвалынске и Минске, – слезы, объятия, долгие, непрерывные беседы, в последующем – письма, звонки, поездки друг к другу[39].

С. А. Соломянская с детским домом простилась после семи классов. В Хвалынске окончила педагогическое училище. Возвратилась в родной Минск, там училась в педагогическом институте, много лет до ухода на пенсию работала директором Дома пионеров.

В 1942 г. коллектив детдома № 7 оказывал помощь своим сослуживцам, эвакуированным из Ленинграда. Их разместили в школе № 3, где ди ректорам была белоруска, также эвакуированная Анна Семёновна Бельская.

Самое активное участие коллектив детского дома принимал в оказании помощи раненым бойцам и командирам Красной Армии. Сотрудники встречали пароходы с ранеными на пристани, помогали им сойти на берег, некоторых выносили на носилках и отправляли в госпиталь Черемшан. А дети постоянно выезжали в госпиталь, давали концерты для раненых. Это было очень волнующе: бойцы всегда с нетерпением ждали своих маленьких шефов. Дети рассказывали стихотворения, пели, танцевали, дарили фронтовикам рисунки, напоминая бойцам родные семьи.

Летом сотрудники детского дома регулярно выезжали на уборочные работы в местные колхозы. Об этом каждый раз писала районная газета, отмечая трудолюбие белорусских женщин. Особенно отличались Анна Балашова, Мария Далидович, Марфа Пустошило и другие сотрудники.

Королёва Наталия Алексеевна:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна
Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна

Книга, которую читатель держит в руках, составлена в память о Елене Георгиевне Боннэр, которой принадлежит вынесенная в подзаголовок фраза «жизнь была типична, трагична и прекрасна». Большинство наших сограждан знает Елену Георгиевну как жену академика А. Д. Сахарова, как его соратницу и помощницу. Это и понятно — через слишком большие испытания пришлось им пройти за те 20 лет, что они были вместе. Но судьба Елены Георгиевны выходит за рамки жены и соратницы великого человека. Этому посвящена настоящая книга, состоящая из трех разделов: (I) Биография, рассказанная способом монтажа ее собственных автобиографических текстов и фрагментов «Воспоминаний» А. Д. Сахарова, (II) воспоминания о Е. Г. Боннэр, (III) ряд ключевых документов и несколько статей самой Елены Георгиевны. Наконец, в этом разделе помещена составленная Татьяной Янкелевич подборка «Любимые стихи моей мамы»: литература и, особенно, стихи играли в жизни Елены Георгиевны большую роль.

Борис Львович Альтшулер , Леонид Борисович Литинский , Леонид Литинский

Биографии и Мемуары / Документальное