Дети мертвой звезды

Я протестующе замотал головой и на всякий случай выставил перед собой руки. А ну как бросится? Яга повернулась к стене, выудила из глиняного кувшина горсть чего-то бурого и кинула на угли. Сладковатый аромат змеёй заполз мне в горло, и я тут же вспомнил картинку из книжки сказок, ту самую, где у немой девушки изо рта извлекают чёрного блестящего гада. Я замотал головой, отгоняя видение, и тут же почувствовал руки Яги на своей груди. Она медленно снимала с меня одежду, слой за слоем. А я почему-то не возражал, но чувствовал себя довольно глупо. И в то же время расслабленно. Нежные движения, заботливые, деликатные, но уверенные касания. Должно быть, именно так нормальные матери раздевают своих детей перед сном? Ведьма усадила меня голого на одеяло, заставила поджать ноги, взяла щипцы и отложила тлеющую смесь вперемешку с углём на круглую тарелочку, поставив её возле моих колен. Дым окутывал моё тело, а Яга обмахивала меня пучком какой-то травы. Периодически она мельтешила над ямой, клубы дыма становились всё гуще, а моя голова – всё легче. Тело покрылось испариной, я тяжело дышал. Сквозь белую завесу я услышал звон колокольчиков и ритм бубна, Яга начала петь. Её голос был слишком осязаем, и мне показалось, что стоит лишь захотеть, и я смогу намотать его себе на запястье. Красная пряжа обвила моё горло, и я рассмотрел в руках ведьмы деревянную прялку. А мне казалось, что Яга до сих пор кружится вокруг меня с бубном! Я моргнул и уже снова ощутил касание пальцев шаманки на своей коже. Видимо, периодически я отключался, поскольку никак не мог вспомнить тот момент, когда она отложила прялку, уложила меня на землю и принялась растирать моё тело какой-то ароматной мазью. Склонившись надо мной, юная ведьма массировала мне виски и лоб, щекоча шею своим дыханием. Полоски ткани и тряпичные куколки, прикреплённые к её одежде, иногда скользили по мне, словно живые. Мелкие монетки отзывались звоном на каждое движение своей хозяйки. Больше всего монет было пришито к её груди, и мне безумно хотелось задеть их пальцами, но я не смел, боясь нарушить обряд. Ей-богу, он стоил всех овощей мира! Странные ощущения наполняли меня, растекались вибрациями от головы до пальцев ног, пронизывали каждую клеточку. Возможно, впервые в жизни я почувствовал, что такое жар прикосновений и прохлада дыхания женщины. Я зарычал, как зверь, то ли от первобытного ужаса, то ли от инстинктивного удовольствия. Но Яга лишь цыкнула, закрывая пальцами мне глаза. Я не хотел засыпать, но неумолимо чувствовал, как моё сознание всё больше смешивается с ведьмовским дымом, увлекаясь в потусторонний мир духов. Бесформенные тени кружили вокруг сгорбившейся на полу девочки и заставляли её поедать чужие кошмары. Она плакала, но продолжала глотать чёрные осколки. Я увидел капающую из её рта кровь и хотел было остановить несчастную, отогнать злобные тени. Но тут девочка встала и откинула с лица волосы. Дым расступился, меня оглушила тишина. Я понял, что всё это время слышал шёпот духов, которые наконец замолкли. Вместо девчонки-шаманки на меня смотрела Эй, в её глазах блестели слёзы укора. Я знал, в чём именно виноват, но тут же об этом забыл.

Я проснулся от собственного крика. Но в тот же момент понял, что у меня нет голоса. Я сел, беззвучно разевая рот, как рыба. «Тебе нужно заново учиться говорить», – прошептала Яга, с силой прижимая моё тело к земле. Я обхватил её руками, намереваясь то ли обнять, то ли раздавить, а может, в ней раствориться, и снова погрузился в сон, на этот раз чёрный, совершенно непроглядный.

P. S. Даже сейчас, вспоминая тот странный обряд, я не могу толком разделить (как говорит Яга) Явь и Навь, через которые она меня протащила. И как она не потеряла меня среди всех этих теней? Такому, как я, слишком легко затеряться во мраке.

Запись двадцать четвёртая