– Конечно. Со мной будет Сомчай.
Торговля – министерство, которое чувствует себя безнаказанным, – с легкостью выставляет Джайди на посмешище, крадет его жену и оставляет в его душе дыру размером с дуриан.
«Чайя».
Он пристально рассматривает ослепительно освещенное здание и чувствует себя дикарем, вышедшим из леса, или шаманом, наблюдающим за шествием боевых мегадонтов. На мгновение уверенность покидает его.
«Домой бы, мальчишек повидать».
И все же Джайди здесь, стоит на границе света и тени перед сияющим зданием министерства торговли, где жгут уголь так, будто эпоха Свертывания и не наступала, будто нет плотин, которым надо сдерживать океан.
Там, внутри, скрывается и вынашивает новые планы тот самый человек, что следил за капитаном когда-то давно на якорных площадках; тот, что сплюнул красным от бетеля и неторопливо ушел с таким видом, словно Джайди – не более чем таракан, которого надо раздавить; тот, что наблюдал за позором капитана, сидя возле Аккарата. Он приведет к Чайе. Он – ответ на все вопросы. Ответ, спрятанный там, за ярко освещенными окнами.
Джайди отходит обратно в темноту. На нем и на Сомчае темная, чтобы оставаться незаметными, и удобная, без опознавательных знаков одежда. Сомчай – один из его лучших парней: ловкий, опасный в драке и бесшумный, к тому же умело вскрывает замки и тоже имеет на министерство зуб.
Напарник с крайне серьезным видом рассматривает строение. На лице то же выражение, какое обычно бывает у Каньи. Эта серьезность со временем оставляет отпечаток в каждом кителе – видимо, от работы. Джайди думает, что на самом деле тайцы вряд ли вечно ходят с улыбками, как о них говорят. Всякий раз, слыша смех сыновей, кажется – это в лесу расцвели чудесные орхидеи.
– Дешевая показуха, – говорит Сомчай, глядя на здание.
– Да. Помню их еще мелким подотделом сельхозведомства, а теперь – поди ж ты.
– Сразу понятно, сколько вам лет. Торговля всегда была большим министерством.
– Нет. Это был крохотный департамент – так, недоразумение. – Джайди машет в сторону отверстий хай-тековской конвекционной системы вентиляции, тентов и галерей недавно возведенного комплекса. – Будто опять хотят построить новый мир.
Словно в насмешку над его словами на балюстраду запрыгивают два чешира и начинают себя вылизывать – то исчезают, то возникают вновь и совершенно не боятся, что их увидят. Джайди достает пружинный пистолет и наводит прицел.
– Вот он – главный подарок этого министерства. Ему бы чеширов на герб.
– Не стреляйте.
– Почему? На камму никак не повлияет. Души-то у них нет.
– Кровью они истекают, как все другие животные.
– Бежевые жучки тоже, раз на то пошло.
Сомчай в ответ только чуть склоняет голову. Джайди с недовольным видом засовывает оружие обратно в кобуру. Незачем зря заряды тратить. Еще будет на кого.
– Я служил в отряде, который травил чеширов, – наконец говорит Сомчай.
– Ну, вот теперь и про твой возраст стало ясно.
– У меня тогда была семья.
– Не знал.
– Цибискоз-118Аа. Скоротечный.
– Помню, скверная разновидность. Мой отец от нее умер.
– Да. Очень по ним скучаю. Надеюсь, с новым воплощением им повезло.
– Конечно повезло.
– Тут можно только надеяться, – пожимает плечами Сомчай. – Я и монахом-то стал ради них. Целый год читал молитвы, подношения делал… Только надеяться. – Он бросает взгляд на воющих чеширов и продолжает: – Тысячи вот таких я уничтожил, тысячи. За всю жизнь убил шестерых человек – и ни секунды не жалел, а на них каждый раз рука еле поднималась. – Сомчай ненадолго замолкает и почесывает за ухом купированный нарост фагана. – Я вот думаю иногда: цибискоз – кармическое наказание моей семье за тех чеширов.
– Ну нет. Это же неестественные создания.
– Размножаются, едят, живут, дышат. – Тут Сомчай добавляет, чуть улыбнувшись: – А если погладить, то мурлычут.
– Ффуу…
– Да-да, я сам пробовал. Чеширы такие же настоящие, как вы или я.
– Пустые оболочки, души в них нет.
– А вдруг даже самые жуткие из этих японских чудовищ хоть как-то, да живые? Боюсь, не переродились ли Нои, Чарт, Мали и Прем в телах пружинщиков. Не все же заслужили стать пхи тогда, в эпоху Свертывания, – вдруг некоторые из нас становятся пружинщиками и всю жизнь вкалывают и вкалывают у японцев на фабриках? Людей же сейчас гораздо меньше, чем раньше, так куда, значит, подевались все души? А если они там, в пружинщиках?
Джайди неприятен ход мыслей напарника, но вида он не подает.
– Такого просто не может быть.
– Все равно даже подумать теперь не могу об охоте на чеширов.
– Тогда предлагаю охоту на людей.
Едва в здании через дорогу открывают дверь и наружу выходит министерский работник, Джайди срывается с места. Человек, присев у стойки с велосипедами, начинает снимать с колеса замок. Бывший капитан выхватывает дубинку. Министерский поднимает глаза, видит над собой замахнувшегося незнакомца, ахает, успевает вскинуть навстречу руку, Джайди ударом отбрасывает ее в сторону и, оказавшись совсем рядом, бьет дубинкой прямо по голове.
Подбегает Сомчай:
– Для старика вы уж больно проворны.
– Хватай за ноги, – ухмыляется Джайди.