Дети моря. Трилогия

Первый урок — урок математики — прошел благополучно, если не считать маленькой неприятности с Гришей. В середине урока ему вдруг наскучило сидеть смирно и слушать объяснения Кости. Он сделал из бумаги хлопушку и оглушительно выстрелил.

— Осокин, — строго сказал Костя, — выйди!

Гриша посмотрел на улицу — там ребята играли в «чижика» — и вышел. На уроке русского языка случилась подобная же история. Только я не выпроваживал Гришу из класса, а он сам обратился ко мне:

— Дмитрий Николаевич, позвольте выйти!

— Не пускай, — сказал Костя. — Ему хочется в «чижика» поиграть.

— Да, а если у меня живот болит, — жалобно возразил Гриша.

Минуту спустя он уже размахивал на улице лопаткой, обороняя от «чижика» вычерченный на земле котел.

Зато на уроке химии Гриша вел себя как самый строгий учитель. Однажды он даже хотел поставить Костю голыми коленями на мелко раздробленные камни. Раньше так наказывали учеников. Но Костя воспротивился, сказав, что теперь не царское время и что Советская власть телесные наказания в школах запретила. Гриша, конечно, и сам знал, что таких наказаний теперь нет.

— А стоило бы тебе постоять, — сказал он, приказав Косте сесть на место. — Плохо, Чижов! Нужно быть на уроках более внимательным!

Косте пришлось промолчать: ничего не поделаешь, Гриша сейчас — преподаватель. Но Гриша, объясняя урок, сам так запутался в формулах, что потом мы все вместе не смогли распутать. В конце концов «преподаватель» сказал:

— А ну их, эти формулы! Я вообще терпеть не могу всякую химию.

Самым прилежным учеником был Илько. Он старательно решал примеры, писал сочинения, заучивал формулы. И отметки у него неизменно были отличные.

Наш «класс» просуществовал несколько дней. Гриша получил от своего брата увеличительное стекло и занялся изготовлением проекционного фонаря.

— Некогда, — отмахивался он, когда мы его звали на уроки. — Лучше приходите сегодня к нам в сарай. Будут туманные картины. Не хуже, чем в кинематографе.

Но Илько продолжал приходить к нам, и мы помогали ему готовиться в морскую школу. У него была удивительная память, и сам он учился с таким рвением, какого, пожалуй, мы с Костей никогда не знали.

— Ты, Илько, уже нас обгоняешь, — сказал как-то Костя. — Мы таких примеров еще не решали. Наверно, ты станешь профессором или изобретателем.

Илько улыбнулся:

— Я изучу все-все… — произнес он мечтательно. — Стану ученым и поеду в тундру учить людей жизни. — Он подумал и добавил: — Новой жизни, какой в тундре еще никогда не было.

Глава девятая ПЕРВЫЙ ДЕНЬ

Наступило первое сентября. И мне, и Косте было очень хорошо известно, что уроки начнутся ровно в восемь часов. Мы терпеливо ожидали этого дня и этого часа несколько лет, но в день начала занятий, чуть попозднее восхода солнца, наше терпение лопнуло.

Мы явились в школу, по крайней мере, часа на два раньше. Двери были заперты, и нам пришлось сидеть и ожидать на крылечке.

Над Соломбалой стояло обычное утреннее безмолвие. Только откуда-то издалека, со стороны Северной Двины, слышался глухой перекатный гул землечерпалки да в густой березовой листве надрывалась в переливчатом щебетании неугомонная чечетка.

Вскоре к школе стали подходить и другие ребята. Это тоже были новички. Все они держались робко и неуверенно. Многих из них я знал — раньше они не были такими скромниками и тихонями. Наконец двери отворились, и мы, сняв кепки и фуражки, прошли полутемным коридором в небольшой зал. Посидели на деревянных скамейках — наскучило.

— Что-то Илько долго нет, — сказал Костя. — Пойдем посмотрим, что в этих комнатах.

Он осторожно отворил дверь. Это была классная комната, но в ней вместо парт мы увидели обыкновенные столы, расставленные в два ряда.

На широком подоконнике стояла какая-то машина, поблескивавшая полированной сталью и медью.

— Это что? — спросил я шепотом.

— Обыкновенная паровая машина, — ответил Костя с таким равнодушием, словно он перевидал паровых машин несметное множество.

Я видел машины на пароходах, когда чистил котлы, но они были немножко не такие.

— А она работать может?

— В разрезе — как же она будет работать! — Костя повернул маховичок. — Видишь, поршни движутся. Это для наглядности, чтобы понятнее было. По ней будем изучать настоящие машины.

На полу лежали детали. По большим размерам можно было определить, что эти детали от настоящих пароходных машин. На стенах висели чертежи. Но что на них было изображено — об этом не мог сказать и Костя.

Вернувшись в зал, мы увидели Илько. Он уже поселился в общежитии морской школы. Это общежитие было устроено для приезжих ребят.

Прозвенел звонок. Мы вошли в классную комнату и расселись за столы. Начальник школы Алексей Павлович Смольников, поблескивая очками и медными пуговицами, прохаживался между столами.

Когда все стихло, он подошел к преподавательскому столу и сказал: