Илько потер пальцами лоб, присел на стул и стал писать. Через пять минут пример был решен.
— Хорошо, правильно, — похвалил Алексей Павлович. — Если ребята тебе еще немножко помогут, ты по своим знаниям вполне подойдешь.
Начальник школы дал Илько учебник по алгебре, несколько книг и стопку бумаги:
— Учись, дорогой! И приходи ко мне, если будет трудно.
От Алексея Павловича Илько отправился в детский дом, где его ожидали друзья. А на следующий день он снова появился у нас.
— Пойдемте к Матвееву, — сказал Костя. — Он ведь просил известить его, когда Илько приедет. Матвеев тоже вчера с моря пришел.
— Как ты знаешь, что пришел?
— Как знаешь! Он же на «Таймыре», а «Таймыр» вчера пришел. Сам видел!
Всегда Костя все увидит и все узнает, особенно то, что касается моря, порта, пароходов.
— Здорово Матвеев обрадуется, когда увидит Илько. Знаешь, а он думал, что ты пропал. Даже испугался, когда мы ему портрет показали.
Мы прошли несколько улиц и уже свернули на ту улицу, где жил друг Илько, кочегар Матвеев.
— А ведь мы напрасно, Костя, идем, — сказал я. — Матвеев сейчас, наверно, на судне. Ты знаешь, где «Таймыр» стоит?
Костя остановился, озадаченный моим вопросом. Он присел на тумбочку и задумался.
— Это верно, утром его дома, пожалуй, нету. А где «Таймыр» стоит — кто его знает. Может быть, на Левом берегу. Да нас на судно все равно не пустят.
Мы с Илько тоже присели. Что же теперь нам делать? А вдруг «Таймыр» сегодня опять уйдет в рейс? Рейсовая линия у этого парохода короткая, а стоянки в порту еще короче. Моряки шутя так и называют эту линию — «трамвайная».
Илько даже приуныл. Мы понимали, что ему хотелось поскорее увидеть своего доброго друга.
Так мы сидели и молчали. Я силился что-нибудь придумать, но, как назло, ничего не придумывалось. Отчаявшись, я сказал сердито:
— Ну, Костя, неужели ты ничего не можешь придумать?
Костя тоже сердито посмотрел на меня. Он, конечно, хотел сказать: «А сам-то ты почему не придумаешь?» Он даже приоткрыл рот, но не успел произнести и одного слова.
— Вы что тут, ребята, делаете?
Я поднял голову и увидел — кого бы вы думали? — Матвеева. Мы сидели задумавшись и не заметили, как кочегар проходил мимо нас.
— А мы к вам хотели зайти, — растерянно сказал Костя. — Вот Илько приехал…
Матвеев взглянул на Илько и, вдруг поняв, в чем дело, и узнав своего маленького товарища, бросился к нему. Он обнимал Илько, раскачивал из стороны в сторону, не выпуская из рук, отстранял от себя и смотрел в глаза мальчику, все еще как будто не веря встрече.
А Илько прижимался к Матвееву.
Они мало знали друг друга, но вместе пережили на «Владимире» тяжелые дни. И понятно, почему их встреча была такой радостной, такой трогательной.
Мы с Костей, смущенные, стояли молча, смотрели на Матвеева и Илько и не знали, что делать. Во всяком случае, мы решили подождать, когда они разговорятся.
— Значит, жив-здоров, — сказал, наконец, Матвеев. — И какой франт! Вот молодец!.. Ну, расскажи, как ты жил после «Владимира».
— Дядя Матвеев! Дядя Матвеев! — повторял Илько. — Дядя Матвеев!..
— У меня вахта с двенадцати, — сообщил Матвеев. — Сейчас на судно, а в шесть — отход. Ну, проводите меня немного. Рассказывай, Илько!
Илько, успокоившись и придя в себя, коротко рассказал обо всем, что произошло с ним после побега с «Владимира».
— Ох и переполох был утром, когда тебя не оказалось! — произнес Матвеев, держа руку на плече Илько. — Этот маленький американец рвал и метал. А наши втихомолку над ним посмеивались. А когда «Владимир» уходил, больше чем полкоманды наотрез отказались идти в море. Хотели несколько человек судить да, видно, побоялись. Песенка-то их была уже почти спета. Вот так я и остался в Архангельске — Матвеев помолчал, потом добавил: — Хотели мы «Владимира» затопить, да не успели. Жалко, увели гады пароход!
Мы проводили Матвеева до реки Кузнечихи.
— Через пять дней вернемся, — сказал он на прощанье. — Обязательно приходите. Жалко, сейчас времени нет.
— Мы уже скоро учиться будем, в морской школе, — горделиво сказал Костя. — И Илько вместе с нами. А сейчас готовимся.
— Это хорошо! Будете моряками, может быть, еще плавать вместе придется. Ну, всего доброго!
Матвеев ушел. Я долго смотрел ему вслед. Он был совсем небольшого роста, но широкая спина и могучая шея выдавали его немалую физическую силу. Недаром он работал кочегаром, а дело это, как мы знали, было очень нелегкое.
Вернувшись домой, мы сразу же решили готовиться к занятиям в морской школе. Костя сказал, что подготовку нужно проводить, как в настоящей школе.
— Я буду преподавателем математики и физики, Димка пусть обучает русскому языку, а Гриша — химии. На уроке математики ты, Дима, и ты, Гриша, будете, как и Илько, учениками, а на русском я буду учеником. Согласны?
— Согласны, — сказал я. — Только Илько тоже пусть будет преподавателем. Пусть он обучает нас рисованию.
— Правильно, Илько будет преподавателем по рисованию.
Костя где-то раздобыл осколки разбитой алебастровой игрушки-собаки. Этими осколками мы писали, пожалуй, не хуже, чем мелом. Классной доской служила дверь, снятая с погреба.