Дети на дороге

Светлана Ефремова. Обыкновенная старшеклассница из среднестатистической семьи. На полголовы ниже молодого писателя. Ботиночки у неё действительно были новыми, плотно облегали стройную голень почти до середины с помощью сложной системы шнуровки. Всё остальное было хорошо знакомым: сжатые коленки с плавными латинскими «U», края чёрных бридж, пальто-пончо, в конусе которого – нежные и беззащитные кисти рук, назвать их «аристократическими» будет халтурой, но появление почти мистическое – как вот зависшее при помощи невидимых потоков воздуха пёрышко нежно-розового оттенка; очаровательный овал лица; форма меняется, когда света раскрывает губы в улыбке и прищуривает глаза, большие карие глаза, а над ними – тонкие брови, почти всегда приподнятые, словно в удивлении. Родинка на щеке. И ямочка на подбородке – совсем-совсем незаметная, ни у кого из родителей не было такой ямочки.

«Может у полковника милиции есть», – мрачно подумал Лёша.

– Света, если хочешь увидеть меня ещё когда-нибудь, кроме как сегодня – сходи домой, – ровным голосом произнёс он.

– Я здесь хочу жить. Чтобы тут у меня дом был…

Надулась. Смотрит исподлобья, завитый локон тёмно-каштановых волос падает на гладкий и чистый лоб.

– Тут? – переспросил Лёша, словно не поверив собственному слуху. Девочка подозрительно проследила, как он вышел в разъединственную комнату в квартире.

«Был обыск», – подумал Лёша, оглядев с порога состояние комнаты; потом вспомнил, когда убирал в ней последний раз, и успокоился.

– Ну, пойди, посмотри, что ты собираешься назвать своим домом, – предложил он, вернувшись в кухню. Света послушно направилась в комнату, в дверях обернулась:

– Ты не пойдёшь?

– Нет, – сказал он и с грохотом поставил чайник на газовую плиту.

Зажигалку Лёша оставил в пальто, пальто – в прихожей, а он не хотел отвлекать бывшую племянницу от поисков приоритетов, надёжно зарытых в комнатном бардаке. Прикуривать пришлось от плиты; наклонившись, Лёша вспомнил, чем это может закончится, отпрянул от языков пламени, лизавших закопчённый чайник, оторвал кусок газеты бесплатных объявлений. В общежитии, где он жил студентом, печки были электрическими, риск остаться без ресниц, или чуба был минимальным, но старые привычки живут долго, не правда ли? Даже если пользоваться услугами посредников – сперва Лёша зажег обрывок газеты, подкурил от него, бросил пылающий клок в раковину.

Разгоняя сигаретный дым, он мерил крохотную кухоньку шагами, недоумевая: что Света делает комнате так долго? Не выдержал – в раковину прибавилась недокуренная сигарета.

Неслышно, как прокравшийся ночью гном, Света убирала разбросанные вещи по своим местам. Даже пальто не сняла.

– Света…

Замерла, брови испуганно взлетели вверх. Гнома поймали на воровстве.

– Тут подмести только нужно и пыль кое-где вытереть – и всё! – затараторила она.

Собрав в своём воображении некую комбинацию из серых стен КПЗ, заявления и полузолотых зубов в челюстях Гали, Лёша вложил всё это в свой взгляд и твёрдо произнёс:

– Уходи отсюда. Больше не возвращайся.

– Куда? – растерялась девочка.

– Сюда.

– Совсем?

– Да, совсем.

– А Город?

Зазвонил телефон, вот так: дзи-и-инь!

– Мама построит тебе новый.

– Тогда ты – даун…

– О’кей, – согласился он.

Дзи-и-инь!

Сигарета в раковине ещё дымилась – как благовонная палочка. Лёша сорвал трубку с аппарата.

– И-вновь-рад-слышать-свой-голос-родная, – произнёс он.

– Ты врёшь, паскуда трусливая. Она ведь у тебя…

– Сама паскуда, – Лёша обернулся, – девочка уже ушла. – Я тебе говорил: нет её у меня, хочешь, приди и проверь… Галина, ты хочешь..? – вкрадчиво промурлыкал он.

– Извращенец, – презрительно рявкнула трубка.

– Сама такая, – отозвался Лёша.

…Он остался без чая, выкипела вся вода, пока он на лестничной площадке вытирал детские слёзы ладонями и говорил:

– Мне нужно всего-то два дня, чтобы эту макулатуру утвердили и подписали, они же возятся с ней уже полгода, если не больше, а потом меня матушка твоя и пальцем тронуть не посмеет…

– А про что… (вперемежку со всхлипами, как блицами фотовспышек)… про что… прочто…

– Макулатура?

– Про что, – про Город?

Ещё одна слезинка – последняя.

– Про Город, – усмехнулся он; задумчиво посмотрел на небо сквозь мутное подъездное стекло.

– Свет, а что у тебя по биологии за год было?..

… на циферблате лет,

назад, назад стрелу я передвину…

Будучи замужем за молодым писателем, Лена Разумихина использовала целый ряд элементов – с обвиванием шеи руками, нежным шептанием-воркованием – для того чтобы добиться желаемого от мужа. С каждым месяцем комплекс этот терял свою эффективность, и теперь Лёша не смог вспомнить и одного фрагмента, но впечатление монолитной, затаённой требовательности осталось его памяти надолго.