Дети надежды

Он и сам не мог толком объяснить себе, что не так с этой птицей. Выполнена она была идеально. Перья настоящие, остальное — из «материалов, идентичных натуральным». Нет, чучело было превосходного качества. Значит, дело не в модели, а в художнике.

Дани обходил птицу с разных сторон, пробовал другие ракурсы, экспериментировал со светом… Листья, ветви — всё получалось, как надо, как задумано. Но не птица. Она смотрелась, как какой-то чужеродный объект.

… Этот зал художественной студии назывался Зеленым. Здесь был сад с фруктовыми деревьями и кустарниками, лужайки с цветами и сочной травой, небольшой пруд, наполненный прозрачной водой. Свет, щедро заливающий зал, был «имитацией солнечного света Изначальной».

Дани находился здесь уже около трех часов. Точнее, два часа сорок восемь минут. Слишком много — и для этого места, и для этой птицы.

Дани был уже в том возрасте, когда позволено самому составлять свой распорядок дня. Однако, он был уверен, что в этом случае суфи Гару, всё же, попеняет ему за непродуктивно потраченные часы. Тем более, что птица не получается… Единственное оправдание в том, что он не может сдаться, отступить, бросить начатое дело незавершенным. Он недоволен собой — это достаточный повод продолжать даже такое несерьезное занятие, как рисование.

Остальные ученики изредка поглядывали с любопытством в его сторону, но не подходили и ни о чем не спрашивали. Наверное, потому, что уже знали, что услышат в ответ — очень спокойную и очень вежливую просьбу не беспокоить.

Еще год назад они были смелее… Тогда все они начали обнаруживать в себе и своих сверстниках некие удивительные изменения: хорошенькие мальчики с пухлыми щечками вдруг превратились в красивых — а некоторые в очень красивых — юношей. Эти перемены, разумеется, затронули и будущих амиров — ровесников Дани, — но те просто стали по-другому одеваться и причесываться, подобрались как-то, в поведении и манерах стало больше строгости, сдержанности. Совсем иначе повели себя ученики в художественной студии, где Дани был единственным представителем высшего сословия. Дети богемы стали по-особому смотреть друг на друга — многозначительные взгляды, загадочные улыбки, голос обрел глубину, чувственность, движения, жесты, казалось, имели тайный смысл… Наблюдать за всем этим было довольно увлекательно. Это превратилось в любимое занятие Дани во время посещения им художественной студии. И посвящать наставника в свои наблюдения ему почему-то не хотелось.

Себя Дани красивым не считал. А в окружении ярких, как экзотические цветы, выходцев из Флорес, и вовсе казался самому себе тусклым, неприметным. «Ф-про», работавшая над его внешностью, была вполне стандартной, без каких-либо изысков. Но Дани не испытывал по этому поводу сожалений. Просто констатировал факт: да, он не так красив, как дети богемы. Что же, каждому своё. Дани уже понял, что для жителя Флорес внешность имела такое же значение, как для амира — интеллект и знания. А потому он просто позволял себе иногда полюбоваться на эти прекрасные создания, «с целью получения эстетического удовольствия», как выражался суфи Гару.

Любование, однако, вскоре пришлось прекратить, поскольку сами «прекрасные создания» явно неправильно истолковали его внимание. И начали проявлять интерес… Флорес, что с них возьмешь! «У этих кукол все мысли о нарядах и сексе!» — ворчал его дед и требовал от суфи Гару тщательно следить, чтобы внук не проводил в «дурном обществе» ни минуты сверх необходимого.

Но беспокойство Исена Дин-Хадара было напрасным. Когда юноши из художественной студии, приняв восхищение Дани их внешностью за интерес иного рода, пытались сблизиться с ним, их попытки неизменно терпели крах. На все их предложения — сходить в театр, в клуб, прогуляться по парку — следовал твердый отказ. Большинство из них отступались сразу. Некоторые — как, например, тот мальчик с шоколадной кожей и серебристо-белыми волосами — проявляли настойчивость, подходили к Дани снова и снова. И тогда его легкая улыбка становилась холодной и натянутой, а взгляд — колючим.

«Я очень прошу Вас», — слова срывались с его губ ледяными иглами. — «Больше не обращаться ко мне с подобными предложениями». Это действовало. Они больше не обращались, считая дальнейшие попытки безнадежными.

Почему он отказывал? Эти мальчики вовсе не были ему неприятны… Сам себя Дани убеждал, что все дело в занятости. В жестком распорядке дня и строгом контроле за соблюдением этого распорядка. У него действительно не было по-настоящему свободного времени. Это правда. Но не вся. Была ещё одна причина, над которой Дани не хотелось размышлять… Когда-то суфи Гару сказал ему: «Вы — амир, и Вы — Дин-Хадар. Многие будут искать Вашего внимания и расположения». И, когда очередное прекрасное дитя Флорес выказывало интерес к нему и приглашало куда-нибудь «приятно провести время», Дани говорил себе: «Это потому, что я Дин-Хадар». В самом деле, что ещё они могли найти в нем привлекательного? Только высокое положение в обществе.