Дети Нитей. Эллед

Сама Тинэко продолжала пребывать в моей новой жизни как ее бессменный и постоянный элемент. Теперь к ней присоединились и остальные. Чаще всего мы собирались вместе за ужином, и я начал догадываться, откуда изначально взялось такое горячее любопытство от будущих мастеров по поводу моей персоны. Судя по всему, совместные прогулки или вечера в тавернах города были для них чем-то обыденным и привычным, и они просто не могли понять, откуда и для чего взялся человек, отобравший у Тин все то время, которое она обычно проводила с ними. Сейчас правду они уже знали и, мне очень хотелось в это верить, действительно радовались моему присутствию в их компании. По крайней мере, причин предполагать иное у меня, признаться, совершенно не возникало.

Помимо лекций Шаана и приятных вечеров в обществе пятерых новых друзей мне прибавилось и другое занятие. Элледы предпочитают защищать ткань мироздания не магией единой, так что и мне требовалось научиться владеть оружием. Об этом намекнул снова Шаан, после чего, довольно скептично оглядев, предложил присоединиться к нему на тренировках. Приглашение я принял сразу же, с огромным удовольствием, избрал себе длинный одноручный меч, ровно такой же, какой предпочитал сам ассаден, и приступил к изучению еще одной важной дисциплины.

В подобном очень интересном, хоть и изнуряющем режиме я провел неделю после основания школы. И спешил теперь по еще более холодным коридорам Ассадена на встречу с Анха. В кабинете мастера я встретился с Шааном, который, видно, только что завершил свой собственный урок. Мы бросили друг на друга быстрые насмешливые взгляды и обменялись короткими, полными той же иронии поклонами. Краем глаза я успел заметить довольную улыбку мастера, внимательно наблюдавшего за встречей своих старших учеников. Шаан весело усмехнулся и быстро вышел за дверь. Когда я посмотрел на учителя, он снова был полон серьезности и сосредоточенности, но все же, пригласив садиться, заметил:

– Рад, что вы нашли общий язык.

– Шаан помогает мне разобраться с Нитями Разума, севойо, – признался я. – Без него мне было бы намного труднее.

– Он, видимо, спрашивал и о Пустоте? – приподняв бровь, уточнил Анха без каких-либо эмоций.

– Почти нет, севойо. – Я покачал головой и тихо добавил: – Но мне было бы интересно обсудить с ним взаимодействие наших Нитей. Уверен, и ему тоже.

Анха смерил меня очень насмешливым, но все же довольным взглядом. К подобному выражению глаз, полному скрытой улыбки и великой иронии, я уже привык. Неудивительно, в общем, учитывая, как много времени я последние недели проводил в обществе мастера или его сына, у которого уж в этом-то точно выходило полностью соответствовать образу отца.

– Правила школы тебе известны, аккари. – Анха коротко пожал плечами. – Дальше решай сам.

Теперь, когда моя Пустота оказалась под надзором Элледа, а сам мастер обозначил законы, преступать которые в отношении черных Нитей нельзя и опасно для собственного благополучия, тайну дара Мейет от окружающих можно было скрывать чуть менее тщательно, чем раньше. Правила школы я впитал в себя моментально и настолько усердно, что, думаю, мог бы рассказать в любом состоянии и в любой ситуации наизусть по пунктам. Анха, убедившись в этом, выдал мне полную свободу действий в рамках оговоренных норм. Надеюсь, он не сомневался в моем стремлении эти нормы соблюдать, хотя, уверен, все же не прекращал за мной приглядывать. В подобных обстоятельствах меня несколько удивляло то, что мы продолжаем говорить о Пустоте исключительно на наречии юга, и даже записи свои Анха предпочитал вести о черных Нитях именно на нем. Но я полностью смирился с ситуацией, прекрасно понимая, что у мастера могут быть сотни причин для подобного решения и мне совершенно не следует лезть туда, где никто не ждет пятнадцатилетнего мальчишку.

Выслушав все мои, а точнее усвоенные мной мысли Шаана по поводу Разума, Анха удовлетворился результатами нашей общей с ассаденом работы полностью и посвятил меня в собственные идеи по поводу Пустоты. Да, черные Нити были каркасом мироздания, но этим же каркасом являлись и остальные, туго переплетенные друг другом неподвижные стихии, ткущие все сущее. Среди них выделялись быстрые фиолетовые завитки Разума, единственные, которым, как полагал мастер, свойственны движение, энергия и жизнь. Полагал, пока не появился я.

– Понимаешь, – объяснял мне Шаан еще тогда, в первом нашем разговоре, – Разум не вполне верное название. Наши Нити замечали в живых существах, оттого назвали именно так. Но это все-таки скорее стремление. Любое, от незначительного до очень явного. Все мысли, эмоции, любое движение порождает именно оно. Словно импульс, энергия для достижения результата. Оно возникает и исчезает, меняется, перетекает бесконечно. Огромное множество крошечных фиолетовых завитков вокруг всего, чему свойственно хоть какое-то проявление осознанности.