Дети Нитей. Эллед

Шаан весело хмыкнул. И по их довольно теплым взглядам я догадался, что, видимо, никакой сестры у Мироша еще недавно не было в принципе.

За ужином мы выпили бутылку вина, которую предусмотрительно стащил из дома Мирош, конечно же, за прибытие в мир нового суудена по имени Тайла. Знать наверняка никто, естественно, не мог, – способность видеть Нити появляется у детей только ближе годам к пяти. Но, в конце концов, мы же могли пожелать девочке оказаться магом – это было лучшим на вкус каждого из собравшихся сегодня вечером за столом пожеланием в принципе.

Когда мы покинули таверну, то справедливо рассудили, что мастера наши, конечно же, тоже сейчас празднуют. А потому позволили себе до позднего вечера гулять по городу, не опасаясь того, что кто-то из учителей внезапно захочет нас видеть. Или уточнить, почему хозяин таверны, посматривавший на нас весь вечер с хитрым прищуром, заметил эту несчастную бутылку вина с нами за одним столом. Я не сомневался, что мастерам доложат незамедлительно, но был совершенно уверен, что они предпочтут в этот раз не обратить ровным счетом никакого внимания на подобный доклад. Остальные думали точно так же. Не тот случай.

На самом деле этот вечер оказался на ближайшее время для меня последним настолько свободным. В совершенно сумасшедшем режиме: встречи с Анха – тренировки с Шааном – сон – я провел следующие несколько месяцев. Так же встретил свою первую, как сказала Тин, настоящую зиму в жизни. Несмотря на все уверенья Тинэко, морозы Маатса меня даже обрадовали. Снег выпал только ближе к середине декабря, и вместе с ним пришли какие-то необычайные чистота и покой. Мне нравилось наблюдать за белыми крупными хлопьями, летящими мимо окна и укрывающими лес плотной пушистой шапкой. Нравилось вдыхать морозный воздух и чувствовать легкое покалывание на коже во время коротких перебежек до таверны и обратно. Нравился скрип и хруст, которые сопровождали наши торопливые шаги по улице. И за кругом солнца, спрятанным за низкой серой дымкой облаков, наблюдать мне нравилось также.

Мой восторг по поводу зимы полностью разделяла Рут. С ней вместе мы куда чаще остальных выбирались на воздух и даже, если позволяло время, немного прогуливались по Маатсу. Шаан и Саару тоже не прочь были находиться сейчас вне помещений, но они предпочитали, как, в общем, и всегда, тренировки любому другому виду деятельности. Мирош и Тин, глядя на нас четверых, вежливо называли своих друзей безумцами и полагали, что единственное достойное занятие зимой – сидеть в своей комнате у печи с каким-нибудь трактатом о магии. Если бы им туда еще и еду приносили, боюсь, до весны мы бы этих двоих не увидели ни разу, в принципе.

Если зима и морозы добавляли в мою жизнь странного, невиданного до этого уюта и покоя, то вот занятия с Анха этого покоя меня лишали совершенно. Мастер, присмотревшись к Нитям Пустоты, решил, что пора уже начинать их плести. Самостоятельно. Это до ужаса, просто до сумасшествия пугало меня. Мне не нравилась сама идея того, что кто-то с коконом станет касаться черных Нитей. Тем более Анха. На мой страх учитель предпочел не обращать внимания абсолютно, проводя свои личные эксперименты с плетениями. А я, не имея никакого права голоса в данных условиях, был вынужден просто с ужасом и совершенно бледным лицом наблюдать за ним, судорожно выдергивая из его кокона Пустоту. Ровно в то мгновение, когда скажет он сам. Глядя на то, как быстро разрастаются черные Нити в коконе Великого Мага, я сидел на взводе, ожидая команды, пока Анха записывал собственные наблюдения. Слишком, просто невероятно долго, по моему мнению, записывал. Периодически еще выговаривая за то, что мои эмоции совершенно не дают ему сосредоточиться на работе.

В один из таких уроков, состоящий из моих отчаянья и страха более чем полностью, в кабинет Анха заявился Рицико. Заметив, видимо, Пустоту в коконе друга, хэдден зарычал, но, посмотрев на меня, очень быстро оценил всю гамму моих собственных ощущений и предпочел направить свое негодование на самого мастера:

– Анха, ты с ума сошел? – мрачно уточнил он. – Ты чего творишь?

– Рицико, у нас занятие, – не отрываясь от записей, насмешливо заметил учитель.

– У тебя ученик в панике, – не сводя внимательного, очень тяжелого взгляда с Анха, счел нужным сообщить Рицико, – И лучший друг теперь тоже.

– Я замечаю эмоции Найта, спасибо, – иронично приподнял бровь мастер. – Но уже привык не обращать на них внимания. А твои чувства я бы паникой не назвал, брат королевы. Что-то еще?

– Король ожидает, – скрипнул зубами Рицико. – Срочно.

Анха тяжело вздохнул и приказал мне, наконец, почистить его кокон. Что я и сделал моментально, с затаенной благодарностью в душе к хэддену, да и к королю, собственно, тоже.