Критично осмотрев свое отражение в зеркале, я остался доволен результатом трудов. Бросил короткий взгляд на часы, выругался и поспешил вниз. Я все-таки опаздывал.
Я объявился в столовой на пять минут позже положенного, когда остальные уже сидели за столом. Ужина пока не начинали, ожидали меня, и я, снова ощутив укол вины, обвел всех взглядом, остановился на отце и посчитал необходимым извиниться:
– Прошу прощения за опоздание. К своему стыду, я обнаружил, что так давно не был дома, что что найти в комнате нужные вещи стало настоящим испытанием.
Отец, прищурившись, внимательно меня оглядывал. Я стоял в парадном мундире: прямого кроя, из темно-серой грубой ткани с тремя широкими фиолетовыми шевронами на рукавах, с высоким жестким воротником с таким же фиолетовым кантом у горла. Серебряные треугольные пуговицы с круглым орнаментом двумя рядами по груди, на плечах – строгие прямоугольные погоны с теми же тремя шевронами. Темные прямые брюки со стрелками, на выглаживание и чистку которых я убил, должно быть, с полчаса, кожаные черные сапоги налакированы до блеска. Меч в парадных ножнах из темной кожи, инкрустированных тремя аметистами в форме пятиконечной звезды, образующими треугольник у рукояти. Лицо гладко выбрито, волосы собраны в высокий пучок. Я сделал максимум для того, чтобы выглядеть человеком, которым мой отец всегда хотел меня видеть. И кем в связи с последними событиями я себя все-таки осознал и почувствовал.
Эльин, сидящий по правую руку генерала в таком же точно виде, за исключением знаков различия, вскинул бровь и, довольно усмехнувшись, слегка приподнял пустой бокал, незаметно для окружающих мне салютуя. Я мысленно улыбнулся – этот-то счастлив, не сомневаюсь.
Но меня сейчас волновала исключительно реакция отца. Он, не найдя в моем внешнем виде значимых нарушений, зацепился взглядом за брошь, которой я подколол ворот мундира. Аккуратный серебряный ромб с узором, выполненным аметистами – две спирали Нитей Разума: одна слева вверху, вторая справа внизу, образующие незамкнутый круг. Папин подарок, полученный мной, когда я сдал экзамены и поступил в школу Серион. Раньше я даже не задумывался, что отец не может видеть Нити, и создание настолько точного узора на броши потребовало от него достаточно серьезных усилий. Это украшение было единственным крошечным нарушением устава, и именно из-за него, в надежде, что отец поймет мое маленькое послание, я опоздал и перевернул всю свою комнату вверх дном пока не нашел.
– Все в порядке, Алво, – папа тепло мне улыбнулся. – Мы сами только сели.
Он жестом указал на стул по его левую руку, приглашая присоединиться. Вообще-то это место по правилам должно было принадлежать главе Дома Серион, но, видимо, отец рассудил, что сегодня мой праздник и не настолько уж официальное мероприятие, так что нормы можно, все-таки, чуть-чуть нарушить. Я сел между папой и Сэддоком, и судя по тому, что мастер поприветствовал меня мягкой, доброжелательной улыбкой, он не был против такого вольного обращения с этикетом. Я склонил голову в поклоне, приветствуя своего учителя:
– Мастер Сэддок, я очень рад вас, наконец, видеть.
– Здравствуй, Алво. – Тепло откликнулся он. – С возвращением домой и с заслуженной победой тебя.
Трудно полностью передать те чувства, которые я испытывал к этому человеку. Высокий, не ниже меня и Суина, крайне атлетично-сложенный мужчина с орлиным носом и тонкими губами, на которых постоянно была едва уловимая тень улыбки, с абсолютно уже седым, длинным хвостом кудрявых волос, хотя ему было всего-то пятьдесят лет. В отличие от дейледа, которой смотрел с жесткой, ехидной насмешкой, взгляд Сэддока всегда был с насмешкой доброй, полной мудрости и нежной привязанности к каждому своему воспитаннику. В его темно-карих глазах с очень-очень яркими фиолетовыми искорками Разума любой ученик, кажется, видел выражение отцовской любви, хотя его ироничные шуточки и колкие замечания били по самолюбию куда хлеще, чем безобидные остроты Суина. Он, как всегда, был одет в форму мастера Сериона – темно-фиолетовый, почти черный костюм из удлиненного однобортного пиджака с серебряными пуговицами, и прямых, достаточно широких брюк. На пальце – перстень из белого золота, на круглой верхней пластине которого сияли, рассекая ее пополам, четыре яркие звездочки аметистов – символ власти Дома. На поясе сабля – скорее дань дружбе с дейледом, чем выражение любви к оружию. Мастер, хоть и прекрасно владел своим клинком, всегда оставался магом, невероятно могущественным боевым магом Разума, и использовать предпочитал именно Нити. Чему я лично неоднократно становился свидетелем.