Дети ночи

Он задвинул «Дачию» еще глубже, и теперь они видели улицу лишь сквозь переплетение веток. Вскоре дождь перестал, но капли с деревьев веток продолжали с не меньшим шумом падать на крышу и капот. В машине стало холодать. Стекла запотели, и Лучану пришлось вытирать ветровое стекло носовым платком. Около полуночи по улице медленно проехала полицейская машина. Когда она исчезла из виду, Лучан извлек из-под сиденья большой термос с горячим чаем.

– Прошу прощения, чашка только одна, – сказал он, подавая Кейт крышку от термоса. – Придется нам, отец О’Рурк, пить прямо из горла.

Кейт склонилась над горячей чашкой, пытаясь остановить дрожь. После того как О’Рурк разоблачил Лучана, она потеряла почву под ногами. Теперь она не знала, кому и чему верить. Лучан, кажется, говорил, что О’Рурк является участником некоего заговора, связанного со стригоями.

У нее уже не осталось сил, чтобы спрашивать их о чем-нибудь. Джошуа! Все ее мысли были только о сыне. Крепко зажмурившись, Кейт вспомнила его лицо, его запах, ощущение легкого прикосновения его шелковистых волосиков к щеке.

Она открыла глаза.

– Лучан, расскажи-ка какой-нибудь анекдот про вашего Вождя.

Студент передал термос О’Рурку.

– Вы не слышали про то, как наш рай для трудящихся посещала Брижит Бардо?

Кейт покачала головой. Было очень холодно. Отблеск уличного освещения играл на колючей проволоке, опутывающей стену. Снова начался дождь.

– У нашего Вождя была личная встреча с Бардо, и он потерял голову с первого взгляда, – начал Лучан. – Ну, вы видели последние снимки миссис Чаушеску, так что сами понимаете. В общем, начал он ее обхаживать, чтобы произвести впечатление. «Я здесь всем руковожу, – говорит он. – Я могу все, чего только ни пожелает мадемуазель». – «Ладно, – отвечает Бардо. – Тогда откройте границы». Некоторое время Чаушеску не мог… как это у вас говорится… не мог врубиться. Но потом он взял себя в руки и улыбнулся ей своей жуткой улыбкой. «Ага, – говорит он заговорщическим тоном. – Я знаю, чего вы хотите, – и подмигивает ей. – Вы хотите, чтобы мы остались одни».

Лучан взял термос из рук О’Рурка и глотнул чаю.

Священник сзади закашлялся. Кейт подумала, не болит ли его раненая нога такими холодными, сырыми ночами. Она ни разу не слышала, чтобы О’Рурк жаловался, даже если хромал очень заметно.

– Несколько лет назад, когда произошел взрыв в Чернобыле, я был в Чехословакии, – сказал О’Рурк. – Насчет Чернобыля у вас есть какие-нибудь шутки?

Лучан пожал плечами.

– Конечно. Мы шутим над всем, что пугает нас до смерти или вышибает слезы. А у вас как?

– Вроде определения НАСА, которое появилось после катастрофы с «Челленджером» в том же восемьдесят шестом году, – сказала Кейт. – Вот… Нужны Ачередные Семь Астронавтов.

Никто не засмеялся. Они трепались не для того, чтобы развлечь друг друга.

– В Чехословакии, – заговорил О’Рурк, – была в ходу шуточка насчет того, что в СССР после Чернобыля появился новый гимн: «Pec nаm spadla, pec nаm spadla…» – «Наша печка развалилась, наша печка развалилась». – После некоторого молчания священник добавил: – Это из народной песни.

– А у нас после Чернобыля, – сказал Лучан, – спрашивали друг друга, какие три самые короткие вещи на свете.

– И какие? – спросила Кейт, допивая чай.

– Румынская конституция, меню в польском ресторане и жизнь чернобыльского пожарника.

Несколько минут они не разговаривали. Дождь выбивал дробь по крыше.

– Как вы думаете, что будет с Горбачевым и Советским Союзом? – спросил О’Рурк у Лучана.

Студент слегка хохотнул.

– И то и другое уже отжило свое, но об этом еще никто не знает. Когда Горбачев вернулся после попытки переворота в августе и объявил, что все еще верит в марксизм, он расписался в собственной замшелости.

– А что народ? – спросила Кейт.

Лучан покачал головой.

– Там нет народа, осталась лишь империя, которая никак не может призвать своих подданных к подчинению. Советский Союз уже на свалке истории, как и социалистическая Румыния. Но ни у одного организма не хватает мужества признать, что он уже покойник… носферату. – Он побарабанил пальцами по приборной доске. – Однако в России есть Ельцин, а он человек честолюбивый… очень честолюбивый. В его глазах я вижу блеск, который напоминает мне о нашем бывшем Вожде. Ельцин использует российский суверенитет, чтобы развалить СССР к следующей весне.

– Так скоро? – сказала Кейт.

– Возможно, даже быстрее. Я не удивлюсь, если СССР официально прекратит существование уже к Новому году.

– Но что, если Горбачев… – начал О’Рурк.

Лучан поднял руку, призвав к тишине, потом наклонился вперед и протер запотевшее стекло. Ворота с электроприводом на участке Фортуны начали открываться. Кейт поглубже вжалась в сиденье, одновременно вполне отдавая себе отчет, что прятаться глупо.

Из ворот выехал черный «Мерседес», повернул налево, скользнув фарами по «Дачии», и скрылся из виду.

– Это он? – спросила Кейт.