Надо же, обо всем-то она подумала.
Она поймала в зеркале мой взгляд:
– Что ты так смотришь? Нравится мое платье?
– Не знаю. Уж очень благопристойное. – Я скользнул взглядом по знатной гостье, не потрудившейся прикрыть складки на шее. – Удивляюсь, что ты не выбрала что-нибудь более завлекательное.
– Ты же знаешь, какая я застенчивая.
Она похлопала ресницами, а я закатил глаза.
По правде сказать, она привлекала множество взглядов – одни смотрели украдкой, другие открыто. Тисаана купалась в общем внимании, а вот у меня от этих взглядов зубы скрипели.
На балу Орденов было иначе. В ту ночь она оделась так, чтобы выставить напоказ свои шрамы, показать Орденам, как скотски с ней обошлись. А сейчас? Ее платье напоминало о силе, подыгрывало шепоткам, которые преследовали ее – нас – после сражений. И да, в этих взглядах я видел восхищение. Но видел и страх, и мелочное осуждение.
Что ни говори, здесь собралось высшее общество. В Орденах даже самые заносчивые волей-неволей восхищались искусством, кому бы оно ни принадлежало, а высшее общество побаивалось непохожих и особенно тех, кого почитало ниже себя. А больше всего они ненавидели тех, кто «забыл свое место».
«Я слышал, она была рабыней, – шептались они. – Да еще и шлюхой? Вообразите! Юная шлюха служит королю нищих. Как это забавно! Как они подходят друг другу…»
Заслышав в толпе такой шепоток – достаточно громкий, чтобы не пропустить мимо ушей, я невольно остановился и послал сплетникам такой взгляд, что у самого пальцы чуть не полыхнули огнем.
– Прошу прощения, – сказал я им. – Мы не расслышали. Не откажите повторить?
Парочка вытаращила глаза. Я не собирался им этого спускать, но Тисаана мягко потянула меня дальше:
– Макс… – В ее тихом голосе слышалось предостережение.
Я обжег болтунов взглядом и отвернулся.
– Без тебя не видать бы им этого нелепого праздника, – буркнул я. – Могли бы тебя поблагодарить.
– Кое-кто всегда смотрел на меня сверху вниз. И будет смотреть.
– Это не значит, что так должно быть.
– Когда это имело значение?
– Ты заслуживаешь лучшего.
Вот в этом все дело – в этих трех словах. Тисаана заслуживала лучшего, потому что была лучше их всех. Лучше гостей этого бала, лучше Зерита Алдриса, лучше того ублюдка, что чуть ее не убил. Лучше их всех до единого.
Тисаана едва заметно поморщилась – никто и не заметил бы. Но я за шесть месяцев знакомства научился распознавать малейшие перемены в ее лице, как бы искусно она ни играла роль.
Она прислонилась к стене, а я придвинулся ближе. Опять. И сразу меня окутал ее лимонный запах, лицо оказалось вплотную к ее лицу, ладони уперлись в стену над ее плечами.
– Ты заслуживаешь всего на свете, – пробормотал я.
Склонился ниже, вдохнул запах ее волос, ее кожи, скользнул губами по ее щеке там, где смуглая кожа встречалась с белой.
Она ответила слабым смешком:
– Всего на свете?
– Да. – Мои губы опустились ниже, поймали ее слабый выдох.
– Большие надежды, – пробормотала она.
Мои губы продолжили путь к ее шее, к мочке уха.
Она задышала чуть громче и издала еле слышный звук, от которого весь мир для меня пропал.
– Какие же вы оба… милашки.
Как видно, не
Мы с Тисааной рывком отодвинулись друг от друга. Нура вышла из-за угла, остановилась, скрестив руки, и смотрела на нас без улыбки. На ней было облегающее белое платье с длинными рукавами и высоким горлом – узкое, без украшений.
– Нас хочет видеть Зерит. Боюсь, у вас даже не будет времени принять холодную ванну.
Эта фраза вполне заменила ведро холодной воды. Ничто не могло сбить настроение лучше призывающей руки Зерита.
– Зачем? – Тисаана помрачнела.
– Не знаю. Он, насколько я понимаю, в своем крыле.
Я помолчал.
– То есть он сидит у себя, вместо того чтобы выхаживать павлином, торжествуя свою победу?
Нура так поджала губы, что стало ясно – она тоже удивлена.
– Именно так.
У меня зародилось дурное предчувствие. Мы переглянулись, – видно, все трое подумали об одном. И молча пошли к лестнице.
За время Ривенайской войны я несколько раз побывал во дворце в крыле короля. Там было красиво – той же душной красотой, какой отличался весь дворец. Покои были достаточно просторны, чтобы вместить целый дом, и уж точно просторнее комнат Зерита в Башнях. Стекло потолков главного зала разбрасывало блики солнца по черной мраморной плитке полов. Немногочисленные предметы обстановки беспорядочно жались к стенам, словно Зерит велел вынести вещи Сесри, а своими заменить не успел.
Он не показал, что заметил нас. Стоял у окна, глядя на разбредающихся по дворикам гостей.
Дверь закрылась, и мы неловко остановились, дожидаясь, пока он обернется.
Наконец Нура откашлялась.
– Что за срочность?
– Никогда не считал себя наивным.
Голос Зерита звучал непривычно тихо; обычное ленивое обаяние сменилось хрипотцой, от которой у меня зашевелились волосы на загривке.