Дети павших богов

И увидела Аталену с перекошенным яростью, залитым слезами лицом. Свет и тени окружали ее, словно магия изливалась из всех пор кожи.

– Я вам поверила! – завопила она. – Ты мне клялась! Ты клялась, что этого не будет!

Скособочившись, она шагнула ближе. Она была тяжело ранена. Наверное, я могла бы с ней справиться даже с торчащей из спины магической стрелой. Но мне вдруг стало все равно.

Она встала надо мной, нацелив арбалет, из которого так и лилась магия:

– Мои дети убиты.

Голос у нее хрустел, как битое стекло или сломанные кости, и я поняла, что она готова убить.

Могла ли я ее обвинять?

Я закрыла глаза.

Но вместо удара почувствовала, как пол ушел из-под ног.

Когда я открыла глаза, мир казался смазанным от мелькания золотых крыльев. Стрела просвистела у левого уха. Я взглянула вниз – Аталена, уже далеко подо мной, упала на колени.

Меня уносили. Я летела.

– Я тебя держу, – ровным и чистым голосом сказал мне в ухо Ишка.

– Надо вернуться за ним, – выдохнула я.

– Он не мог выжить, – спокойно возразил Ишка.

– Вернемся!..

– Эф… там больше нечего искать. – В его голосе звучала боль. – Поверь мне.

Я зажмурилась. Хотела заспорить, заставить его вернуться, перевернуть весь мир, но найти Кадуана. Но я чувствовала, что наша связь разорвана. Видела, как он падал.

И я подло промолчала.

Три мощных взмаха крыльев унесли нас в небо. Нирая внизу съеживалась, трупы казались все мельче. С верхнего балкона дворца смотрел, как погибает его королевство, Эзра. Стоявший рядом Орин повернулся и взглянул прямо на нас. Арбалет был у него в руках, и наши взгляды встретились – я даже из такой дали видела, как похожи его глаза на мои.

Он целился несколько долгих секунд, затем опустил оружие и отвернулся к брату.

А Эзра так и застыл, как мраморная статуя, беспомощно наблюдая, как гибнет его сад.

Глава 60 Макс

Я и забыл, что бывает такое беззаботное довольство.

Мы с Тисааной свалились в него, как в чан с медом. Сколько прошло дней? Не знаю, потому что мы могли не одни сутки провести в самом крепком и долгом сне. Мне, может быть впервые в жизни, легко было ни о чем не тревожиться, просто приоткрывая заспанные глаза и видя неизящно приплюснутое подушкой лицо Тисааны.

Много лет назад я, дурак, принимал это как должное: беглым, случайным взглядом находить любимых людей. Вот же они, куда им деться? Разумеется, целы и невредимы. Я знал, что той уверенности уже не вернуть. Пустота в животе, напряжение в груди останутся, наверное, на всю жизнь. Но в те сонливые дни я впервые за долгий-долгий срок был близок к тому.

Не знаю, сколько миновало времени, пока я наконец вынырнул из спячки, прищурился, глянув на залитый солнцем мир за окном, и вытянул себя из постели. Накинув одеяло на плечи, прошаркал в сад. Стояла зима. Небо было ясным, и солнце пригревало, но в холодном воздухе повисали облачка от дыхания.

Сад ужасно зарос. Прежде я сложным сплетением заклятий защищал растения от суровости зимы. Теперь защита ослабла – много месяцев не обновлялась. Подобрав палку, я пошел по краю, вычерчивая на земле стратаграммы и с удовольствием наблюдая, как оживают обвисшие цветочные лепестки.

Я присел перед розовыми кустами. Большая часть цветков умерли или умирали, белые и красные бутоны сморщились на кончиках. Что-то твердое подвернулось мне под колено – ножницы, совсем ржавые, прикрытые слоем палой листвы.

Точно.

Именно здесь я был, когда Тисаана заключила свой договор крови. Я погружался в беспросветный ужас, отчаянно уговаривая себя, что ничего опаснее этих ножниц больше в руки не возьму, что вполне могу остаться здесь навсегда и буду прав, прах меня побери.

Я и теперь не знал, прав или не прав.

Как давно это было…

Я поднял ножницы. Они заржавели, но еще резали. Я принялся трудиться над кустами.

Немного погодя послышались шаги.

– У тебя ужасно глупый вид.

Я слышал в голосе Тисааны улыбку.

– От этого? – Я дернул плечом, так что накрученное до ушей одеяло подскочило. – Зато удобно.

– Ты похож на… спящего червяка.

– Спящего червяка?

– Такой, он делает шелк. Когда, знаешь…

Она закрутила вокруг себя руками. Я только глаза таращил:

– Что это должно означать? Кокон?

– Да, кокон! Точно!

– Вознесенные над нами, да ты поэт.

Она устроилась рядом, сверкнула глазами:

– А ты скажи это на теренском. Поглядим, у кого лучше получится.

Справедливо…

Я собрал в ладонь горсть опавших лепестков, зажег огонек и превратил их в пепел. Даже такая малая магия далась с трудом, будто что-то у меня в жилах ей противилось.

– Тисаана, смотри. – Я потряс кулаком с мертвыми листьями и лепестками. – Глаза бы не глядели.

– А по-моему, так сад еще красивее. Он… свободный. Показал, что может обойтись без полоумного отшельника, который целыми днями с ним возился.

Ух!

– Полоумный отшельник был бы благодарен, если бы ты не обесценивала труд его жизни.

– Но если он теперь не такой уж отшельник и не так уж полоумен?

– Не хочу тебя огорчать, но быть ему полоумным до конца дней.

Тисаана тихонько хихикала. Я и сквозь слои одеяла почувствовал ее голову у себя на плече.