Дети павших богов

Я убрал руку, и Тисаана вскинула на меня глаза. Прижала ладонь к моему голому животу. Я снова целовал ее, мы почти не разнимали губ. И она снова простонала, когда моя ладонь вернулась к ее бедрам.

– Ненавижу тебя! – выдохнула она.

– А я думаю, любишь.

Кончики моих пальцев – только самые кончики – еще ласкали ее, двигаясь вверх и вниз по всему телу, задерживаясь на узком треугольнике внизу живота, на вершинах груди, на нежной коже шеи. И я целовал, целовал, целовал ее.

Я ее хотел. Напрягался всем телом, чтобы сдержаться, потому что каждым нервом, каждым мускулом желал большего. Но пока надо было обходиться малым.

У нас было время.

Кончиком пальца я коснулся ее сердцевины, и Тисаана тихонько заскулила.

– Что такое, Тисаана? Если чего-то хочешь, ты просто попроси.

Она открыла глаза – остекленевшие, горящие желанием и чем-то более глубоким.

– Я хочу тебя, – выдавила она.

Эти слова пробудили во мне первобытную силу.

Чтобы ей!

Она вдавилась ртом мне в губы, наши медлительные поцелуи стали свирепыми, хищными. Ее жар мешался с моим, и от слияния нас отделяло малое движение бедер.

Она задержалась, заглядывая мне в глаза, губы скривились в довольной усмешке.

– Победа! – шепнула она.

И вся вжалась в меня, и я скользнул в нее, и все исчезло, кроме этого, кроме нее, кроме нашего желания получить друг друга. И если только что я дразнил ее, не замечая безмолвной мольбы, то теперь вслушивался в нее всем собой, чтобы отзываться каждым движением тела, каждым поворотом бедер. Я мог бы измерить мир звуком ее участившегося дыхания, биением ее пульса. Я наслаждался тем, что здесь и сейчас мы были такими как есть и только собой.

Хотя с ней всегда бывало трудно быть кем-то другим.

Тисаана обхватила меня, притянула к себе для долгого глубокого поцелуя. Когда он прервался, я открыл глаза и увидел ее в лунном сиянии: глаза закрыты, самозабвенное наслаждение.

Я замер. Я и не знал, что скажу, пока слова не сорвались с губ:

– А если бы нам так навсегда?

Ресницы ее затрепетали, открылись, она застенчиво улыбнулась:

– Так? Я не прочь.

Я помотал головой – мне вдруг стало не до шуток.

– Я хотел сказать, вообще. Вот как мы жили последнюю неделю. Только мы с тобой. Здесь. Если бы так не на пару недель? А на всю жизнь?

Она затихла, и я не мог понять, что было в ее долгом взгляде.

Я вдруг смутился. Сам не знал, что хочу сказать. А если и знал, слова, как всегда, перепутались по дороге от мыслей до языка.

– Ты никогда об этом не думала? – спросил я. – Когда перестанешь покорять империи, освобождать народы и спасать мир, провались он в дыру. Ты не думала…

Ты не думала остаться со мной навсегда?

Вознесенные над нами, какой дурацкий вопрос…

Но я не мог не спросить. Я вдруг понял, что сам как раз очень даже думал. Только о том и думал. Мысль засела в голове, мечта просочилась в нее так медленно, что я только сейчас ее заметил.

Я так долго жил вовсе без будущего. А теперь не мог вообразить такого, в котором бы не было ее.

А она все смотрела. Я опустил глаза.

Что это я спрашиваю? И какого жду ответа? Всего-то несколько месяцев. И у нее в голове столько всего поважнее этого.

– Забудь, – пробормотал я. – Просто я…

Но она запрокинула мне голову, чтобы снова заглянуть прямо в глаза.

– Я люблю тебя, – шепнула она.

И припала в долгом поцелуе.

Ее бедра задвигались в прежнем ритме, и мысли мои развернулись, и совсем не трудно было забыть стыд за свои слова и забыть, что она так на них и не ответила, потому что она снова откинулась на простыни, и мы опять, опять и опять терялись друг в друге.

Глава 61 Тисаана

Ладони в десятитысячный раз остались пустыми.

Внутри до сих пор ощущалась жутковатая пугающая тишина. Я не могла выпустить в воздух своих серебряных бабочек. Я не ощущала окружающих меня эмоций. Я даже воду взбаламутить не могла.

За спиной прозвучали шаги.

– Удираешь работать среди ночи? – сказал Макс. – Что-то в этом есть очень знакомое.

Я даже ответить не сумела. Руки сжались в кулаки.

– Дай себе время, – пробормотал он. – Ты только что…

– Почти две недели прошло. – Я оглянулась через плечо. – Не понимаю. Решайе ушел – это одно. Но почему он унес с собой все?

– Не унес. Ты дай себе опомниться.

– Нет времени.

Я не хотела, но глазам стало горячо. Тревога не оставляла меня эти две недели, но так легко было загнать ее поглубже и отвести глаза. И столько было хорошего, чтобы ее прикрыть.

Мы с Максом целыми днями спали, возились в постели, ели, дурачились в саду и разминались с мечами в поле. Я была так… лихорадочно счастлива. Я упивалась счастьем. Упивалась Максом, его смешком, которым он раз за разом отвечал на мои совершенно не смешные шутки, и теплом, которое разливалось по телу от этого смешка.

А теперь разом накатил стыд. Наши две недели подошли к концу. Магия моя так и не обнаружилась. А пока я валялась тут в саду, наслаждаясь жизнью, там страдали люди – мои люди.

– Надо было мне лучше стараться, – сказала я. – Все время. Я должна была искать причину.

Увидев мелькнувшую на его лице обиду, я сразу пожалела о своей черствости.