Дети павших богов

– Тисаана! Не думал так скоро тебя здесь увидеть.

Я обернулась навстречу ухмыляющемуся Серелу. Он приблизился, и голос его заглох вместе с улыбкой.

– Что? – Он хорошо знал меня и сразу угадал беду.

При виде его лица мне обожгло глаза. Да, я знала, что такое мечтать о несбыточных объятиях. С Серелом мне повезло – случилось чудо.

У этих людей такого не случится.

– Помоги мне всех собрать, – попросила я.

Серел, сразу став серьезным, кивнул.

В прошлый раз, стоя здесь в окружении беженцев, я позволила им увидеть во мне богиню мести. Я позволила им поверить в мою несокрушимость. Может быть, я и себе позволила в это поверить. Сейчас я была бессильна как никогда. Слова слетали с языка, сухие и горькие, как оставшийся у меня на подошвах пепел. Я сообщила им о смерти – и только, но и того было более чем достаточно. У меня на глазах с лиц стекало счастье и во взглядах копилось горе.

Я впервые с благодарностью подумала о пропавшей магии. Меня скрутило от одного вида этих лиц, а если бы я еще воспринимала чувства…

Серел стоял в первом ряду толпы, его голубые глаза блестели от влаги. Рядом с окаменевшим от ярости лицом застыл Филиас.

– Не могли они перебить всех, – прозвучал слабый голос в толпе. – Уничтожить такое богатство? Нет… это, должно быть, уловка. Может, они только руки отрубили.

– Мы довольно навидались их жестокости, чтобы верить в сказки, – бросил кто-то в ответ.

– А мы… сидели тут, – забормотал кто-то из женщин. – Жили себе тут, на воле, пока они… пока их…

Ее голос затих, взгляд скользнул по окнам, словно внезапная темнота залила их расцветавшее счастье.

Я ее понимала. Ее терзала та же вина, что не отступала и от меня с той минуты, как я узнала, что наслаждалась незаслуженным счастьем с Максом, пока другие страдали.

Понимала я и Филиаса, который шагнул ко мне, сжав кулаки. Понимала, почему стала мишенью его ярости. Зороковы недоступны, за полмира отсюда. А я стояла перед ним.

– Ты говорила нам, что этого не случится, – сказал Филиас. – Ты сказала, что придумала средство выиграть для них время, и потому мы медлили.

– Да, – тихо признала я.

– И вот мы здесь, – добавил другой. – Живем себе за тысячи миль оттуда и слышим об их гибели. А могли бы их спасти.

– Не могли бы мы их спасти, – тихо ответил Серел, и холодная отчужденность его лица еще раз провернула нож в моей ране.

– Могли попытаться, – сказал еще кто-то.

– Она и пыталась, – ответил Серел.

Филиас, выпятив подбородок, мотнул головой:

– Мало было пытаться.

Боги, вот она, правда. Мало было пытаться.

Мне пришлось выталкивать слова из глотки:

– Когда я обещала их спасти, я в это верила. Хотела верить.

Я прижала ладонь к сердцу и застыла с открытым ртом, потому что слова застряли в горле.

Слишком все было открыто. Вся боль наружу. И на миг я ужаснулась, потому что всю жизнь тщательно отбирала, что показать миру.

– Их жизни, – выдавила я. – Они мне такие же родные, как вам. Я бы все отдала, чтобы их спасти. Все. Потому что они заслужили лучшего. Много лучшего.

Толпа молчала. Смотрела на меня, словно ждала, что я отвечу за свои ошибки или скажу им, что нам делать дальше. И доверие давило так же тяжко, как разочарование.

У меня мутилось в голове. И, не успев понять, что делаю, я упала на колени:

– Мне нечем оправдаться. Я бы рада сказать, что заготовила тайный план или накопила силы, чтобы все исправить. А на деле мне больше нечего предъявить. Не осталось ни фокусов, ни магических представлений, ни красных платьев. Даже обещаний не осталось – слишком они недолговечны. И я догадываюсь, что многие из вас видят во мне низеринскую ведьму. Это справедливо. Может быть, у нас нет ничего общего, кроме имени сковавшего нас одной цепью человека. – Я невесело усмехнулась. – Хороши узы! По мне, лучше бы нас объединяли общие мечты о будущем, чем общее страшное прошлое. И как мне хотелось подарить нам это будущее. И сейчас хочется. Но…

У меня перехватило горло, но, наверное, они все равно услышали недосказанное:

«Я не знаю как».

Я упиралась ладонями в землю. Здесь даже мостовой не было. Просто земля, убитая тысячами подошв и тележных колес, спекшаяся почти до каменной твердости.

На клочок земли у меня перед глазами ступила пара подошв. Я подняла глаза – Риаша стояла передо мной, опускалась на колени. Слезы текли по ее морщинистым щекам, но голос был тверд.

– Ты знаешь Песнь Ухода?

Не в силах заговорить, я покачала головой. Хотела бы я ответить иначе. Песнь Ухода – это последовательность гимнов, звучащих на похоронах. Но все слова помнили только священники, а в нашем маленьком селении беглецов их не было ни одного. Может быть, когда-то, давным-давно, я слышала эти гимны. Но эта частица моей низеринской крови пропала навсегда. Одна из бесчисленных драгоценностей, отнятых у нас треллианцами, – умение оплакать покойных.

Риаша уперлась в землю ладонями по сторонам от моих: