Дети павших богов

Вос, старый друг, брошенный мною в имении Эсмариса в день, когда Серел помог мне бежать. Он стократно поплатился за мой побег.

Он холодно разглядывал меня, кривил в презрительной усмешке изуродованный рот.

– Скажи это мне в глаза, – бросил он. – Скажи, могут они тебе верить?

Сейчас, как никогда, мне нужны были слова – верные слова. Слова утешения, способные убедить беглецов, что я сумею им помочь. Слова, которые не позволят им натворить глупостей.

И больше всего мне нужны были слова правды.

Сколько сладкой как мед лжи соткал мой язык при дворе Эсмариса. Но эти люди заслуживали других, лучших слов. Что я могла им предложить?

– Мы найдем средство, – заговорила я.

Но Филиас уже качал головой, Вос отвернулся. А во рту у меня осталась липкая, тошнотворная сладость.

Глава 23 Эф

Очнувшись, я несколько долгих секунд убеждала себя, что виденное в Доме Тростника не было страшным сном. Память возвращалась медленно. Сначала чудовища. Потом вспомнилось, что я сделала – у всех на глазах.

Я лежала не шевелясь.

Я не готова была встретить их взгляды. Сиобан знала, как знали все в Доме Обсидиана. К этому я привыкла. Но Кадуан, Ишка, Ашраи… Давно, давно мне не приходилось смотреть в глаза тем, кто только сейчас узнал.

Но рано или поздно придется.

Я открыла глаза. Стояли сумерки. Они собрались у костра, и, стоило мне шевельнуться, все обернулись ко мне. Ждали.

Я села. Все у меня болело. После тягучего молчания Кадуан подал мне воды – я ее приняла – и еду, от которой отказалась.

– Вы видели? – спросила я Сиобан.

Не требовалось пояснять что. Она рассказала, что их с Ашраи и Кадуаном тоже атаковали похожие на фейри создания. Их были сотни, если не тысячи. У Сиобан, когда она рассказывала, дрожал голос.

Мир, в котором Сиобан дрожит, поистине страшное место.

Их спасло воинское искусство Сиобан, крылья Ашраи и какая-то хитрая магия Кадуана – он нагнал морскую волну и вморозил в нее ноги тех существ. Я не удержалась, послала ему удивленный взгляд. Магия, во всяком случае в Уделе, требовала долгих обрядов. Такой не воспользуешься в бою.

– Слава богам, что вы тоже спаслись, – пробормотала я, дослушав.

Сиобан кивнула.

Долго, долго длилось молчание. Все смотрели на меня.

– Ты эсснера, – сказал наконец Ишка.

– Ты проклятая! – сплюнул Ашраи.

Я съежилась.

Вот слово и прозвучало – эсснера. Ненавистное слово, которое лишило меня всего. И особенно ненавистное, потому что оно говорило обо мне правду. Проклятая. Оскверненная. Ворующая жизнь.

Могла ли я оспорить такое толкование? Такой я и была. Стервятницей, ворующей чужую магию. О таких, как я, сказано в Писаниях. Эсснеры – воплощение порчи. Матира, матерь всех душ, укрыла сидни от неподвластных ей губительных сил. А моя душа еще до рождения выскользнула, должно быть, из ее рук и без ее защиты напиталась ядом. Такое случается очень редко, и это страшная беда.

– Она спасла вашего полководца, – резко ответила Сиобан.

– Выкрав его магию. Вот зачем сидни ее послали – воровать.

Ашраи вышагивал взад-вперед перед костром. Ишка застыл в стеклянном молчании.

– Неправда, – сказала я. Хотя и не совсем понимала, зачем отец меня послал. – Я с вами, потому что наши беды страшнее вас.

– Она опасна, – оскалился Ашраи. – Ее прокляли боги.

– Глупое суеверие, – прошипела сквозь зубы Сиобан.

– Не такое уж глупое, если в него верит ваш тиирн, – огрызнулся он. – Я все гадал. Теперь-то ясно, за что ее лишили титула.

– И все-таки она – верная сидни, – отрезала Сиобан, – и хороший солдат.

Я вздрогнула. Правда уколола меня болью, глубоко ранила, а потом боль поглотил гнев. Гнев на Ашраи: будь я проклята, если позволю вишрайскому зверюге так со мной говорить. Но боль… боль засела глубже. Моих ушей не минуло выбранное Сиобан слово: «все-таки».

Сиобан меня уважала, и ее уважение мне было дороже самого драгоценного самоцвета. Но одно это слово напомнило, что она уважает меня вопреки тому, что я есть. Все равно она видела во мне скверну и осуждала ее, хоть и верила, что моя воля ее пересилит.

– Тебе, верно, легче прятаться от увиденного за привычной ненавистью, – прозвучал у меня за спиной голос Кадуана. – Но некогда залечивать твои пострадавшие чувства, позволяя тебе терзать воображаемого врага. Без магии Эф ни она, ни Ишка не выбрались бы живыми. А кто бы их спас, если бы не она? Твои боги?

Он протянул отточенное сарказмом слово «боги», как лезвие по коже. Я не видела его лица, но догадывалась, что его острый взгляд разбирает Ашраи на части, как порой разбирал меня.

– То, что мы видели, – в мертвой тишине продолжал он, – могло бы случиться и с нами. А мы даже не понимаем, что это было.

Долго тянулось молчание.

Потом взгляд Ишки упал на меня.

– Спасибо тебе, – сказал он. – Ты спасла нас обоих.

Ашраи открыл рот, чтобы возразить, но Ишка остановил его суровым взглядом:

– Над нами нависла угроза пострашнее этой.

Взгляд его снова ушел вдаль – ясно было, что он вспоминает увиденное. Тех фейри. Тех чудовищ.

– Выживших ни одного не нашли? – прошептала я.

– Никого, кроме тех… существ. – Голос у Ашраи стал хриплым. – Все, кто жил в Доме Тростника, сомнений нет.