Бутовича посадили в Бутырку, а потом перевели в Тульскую тюрьму. Человек, привыкший к высшей степени независимости, оказался в переполненной камере. Где находилась в это время рукопись Бутовича, неизвестно. Только через четыре месяца он смог выйти из шока и, чтобы привести в порядок душевный строй, начал одну за другой записывать родословные своих лошадей.
Незадолго до ареста Бутовича лошади Прилепского завода были разведены на Московский, Хреновской и другие заводы, несколько лошадей попали на Урал, в далекую Пермь, город, который не забудет Бутовича. Ну понятно, о себе писал, тосковал по барской жизни, но зачем составлять родословные лошадей? Потом Бородулин понял: для того, чтобы помочь специалистам лучше влить прилепских лошадей в маточное гнездо, в производящий состав заводов. Через несколько лет от прилепских лошадей будет получен европейский рекордист и чемпион породы по типу и экстерьеру Улов, прилепская Безнадежная-Ласка станет основательницей лучшего маточного семейства породы.
Наконец-то Бутовичу удалось вернуть себе спокойное состояние духа и продолжить работу над воспоминаниями. Начал с отдельных очерков о Прилепском заводе и музее времен революции. Затем перешел к упорядоченному описанию происходившего там — до его ареста. Из Тульской тюрьмы его перевели в Одоевскую, а потом отправили в знаменитые Соловецкие лагеря. Позднее сослали в Архангельскую область, где предложили работать в так называемых ремонтных комиссиях, занимавшихся пополнением конного состава армии. По словам Лямина, в это время Бутович прятал рукопись у какой-то женщины. События в рукописи обрываются описанием Одоевской тюрьмы.
Господи, как они встретились? Бородулин выяснил, что в 1920-е годы Виталий Лямин работал на Урале, а Яков Бутович — в ГУКОНе, главном управлении коннозаводства. Надо думать, что там они и познакомились, на каком-нибудь совещании или инструктаже, а позднее, возможно, встретились в Архангельской губернии, где Бутович и доверил рукопись своему молодому коллеге. Разбирался он в людях — не ошибся.
Вторично Яков Бутович был арестован в августе 1937 года, а 17 сентября «тройкой» при УНКВД Курской области приговорен к расстрелу. Приговор приведен в исполнение 17 октября. Место захоронения не зафиксировано.
17 мая 1989 года Указом президиума Верховного Совета СССР Яков Иванович Бутович реабилитирован.
Все эти годы рукопись хранилась в Перми, спасалась от времени и чужих глаз. Люди рисковали свободой, чтобы сохранить эти тетради.
— Это хорошо, что я три года не мог очерк закончить, — сказал мне Сергей Бородулин, — иначе о Бутовиче ничего не узнал бы.
Четвертое спецсредство, что мы приобрели, называлось «Глобол» — коричневая паста, которую надо выжимать из тюбика и намазывать на объекты труда и отдыха «талибов»: «Излюбленные места обитания тараканов — это темные и теплые укромные уголки вашего жилища. Легко дозируемая паста от тараканов GLOBOL позволяет быстро и экономно обрабатывать труднодоступные места пребывания тараканов, щели и полости… При сильном нашествии тараканов мы также советуем использовать аэрозоль и бокс-приманку GLOBOL».
О, наконец-то тараканы начали дохнуть сотнями и покидать нашу жилплощадь в спешке, забывая фамильные драгоценности. Весьма эффективное средство, немецкое. Мы вздохнули свободно, как после длительной оккупации.
Соседка по квартире постоянно держала на своей газовой плите старые ржавые ножницы, на которые я никогда не обращал особого внимания, пока Лиза не объяснила мне, что это против колдовства. Соседка оборонялась от нас. Потом я заметил: когда я умывался и сплевывал в раковину, она делала то же самое — сплевывала в свою. И так каждый раз. Лиза объяснила мне, в чем дело… И еще, если соседка ставила на газовую плиту кастрюлю или чайник, никогда не уходила в комнату, ждала, когда закипит или сварится. Ну, тут я догадался сам: боялась, что мы чего-нибудь подбросим. Насколько надо было знать человеческую природу, чтобы написать в инструкции: «…только для борьбы с вредными насекомыми». Соседка оценивала нас как людей, способных ее сглазить или отравить. Моя ровесница… Бедная тетка, инвалидка.