Дети победителей

Помню, как мой Сашка увидел в музее скелет какой-то рыбы, остановился, долго разглядывал и изрек: «Рыба-кащей!» Несколько белых косточек, горсточка праха — это все, что останется от всесильных гадов — акул капитализма, социализма и гедонизма.

Конечно, я уже дожил до того возраста, когда грех дергаться. Но что делать, если наличные средства, грубо говоря — деньги, иссякали стремительнее, чем Аральское море. Впрочем, чему там иссякать… Зарплаты не хватало на еду. И мне пришлось согласиться на предложение редактора сделать рекламу. А это тебе не Танька на танке, юнкор Юра Турбобуров… Потому что противно, а писать надо шелковым языком. При этом смотреть на самодовольные морды заказчиков, с которыми даже за деньги говорить не хочется. Они все время принимают профессиональную выдержку журналистов за отражение своего блестящего ума. Да, а кто детей кормить будет? Об остальном не говорю — чтобы купить портфель книг, нужен чемодан денег. Вот я и согласился.

Правда, на прощание зашел в буфет. Посчитал оставшиеся монеты и взял на все — две порции пельменей и двести граммов водки.

Нет, нет, я не пал — просто опустился до рекламного агента. Кончилось тем, что я занял у коллег денег, поехал домой, а ночью пошел за вином в круглосуточный магазин. На всякий случай взял с собой толстую палку от «шведской стенки», всегда стоявшую наготове — в коридоре, в углу, у входной двери. Спрятал ее под куртку. Благополучно миновал самый опасный участок — двор и школьный стадион, на котором не было ни одного фонаря, оставил палку у ствола тополя — далее начиналась освещенная улица, где стояли киоски и магазинчики. Взял красного сухого, затолкал бутылку во внутренний карман куртки и, не встретив ни одного человека, вернулся к тополю. Подошел к подъезду и остановился, вглядываясь в темноту. Лампочки там никогда не держались — их просто разбивали. Я достал из-под куртки палку, открыл дверь — и пару раз нанес колющий удар в темноту. Потому что лучше встретить врага лицом к лицу, чем получить по голове железным прутом. Тьма оказалась пустой.

Я достал из кармана ключ, зажал его в правой руке и рванул по ступеням, которые знал наизусть, вверх, воткнул ключ в скважину и услышал за своей спиной тяжелые слова:

— Бабки ставь!

Страх пронзил меня, как электрический ток, по позвоночнику. Я одним движением повернул ключ и одновременно развернулся лицом и корпусом к площадке между этажами, откуда шел голос. И выставил палку вперед, зажав оружие как копье — под мышкой.

Наступила тишина, в которой замерли грабители. Свет в квартирном коридоре я оставил включенным, поэтому, надо думать, мой силуэт в проеме выглядел готовым к бою. Но я не дурак испытывать судьбу — я сделал два шага назад и моментально захлопнул дверь. Выключил свет и прошел на кухню, к окну, откуда был виден выход на улицу. Раздались тихие и быстрые шаги — двое, а возможно, и трое выскочили на крыльцо и сразу свернули направо — так, чтобы быть из моего окна в мертвом секторе. Они убегали — правильно, а вдруг у меня дома телефон! Могу вызвать милицию.

Трясущимися руками раскупорив бутылку, я сделал несколько глотков вина и начал анализировать ситуацию. Не может быть, чтобы бандиты были из нашего дома. Здесь меня все знают. Скорее всего, из соседнего, что стоит напротив. Когда я вышел в освещенный двор, они увидели меня из окна и догадались, что я иду в круглосуточный магазин. Значит, у меня есть деньги, а будет еще и вино. Или только вино — но будет. Они вышли, забежали в подъезд и стали ждать меня.

Они не знали, что я близорукий, но хожу без очков, поэтому наловчился за годы вставлять ключ в замочную скважину не глядя. Так наловчился, что сделал это моментально — в темноте. Близорукость меня спасла от грабежа, избиения, инвалидности или смерти.

«Добрые наши люди», — говорит мой Сашка, просмотрев очередную криминальную телепередачу.

На следующий день я проснулся с мыслью, что гораздо лучше недоедать, чем перепивать. Но встал и поехал в телекомпанию «Веда», где должен был взять интервью у генерального директора. Кроме того, мой редактор попросил написать материал об одном из сотрудников. Надо было поднять рейтинг телеканала.

Генеральный директор Василий Лаптев осточертел мне через пять минут — и я спросил его, почему в компании такая текучесть кадров.

— Откуда вы знаете? — удивился он.

— Знакомые у вас работали, — равнодушно ответил я. Он резко осклабился.

— Это происходит потому, что я предъявляю свои сотрудникам повышенные требования.

Я сидел в кресле напротив и смотрел на него безо всякого интереса — они все довольно одинаковы. А вот второй, Роман Демьянов, которого я нашел в мастерской, оказался совершенно необыкновенным человеком.

На обратном пути в троллейбусе услышал диалог двух женщин.

— Я бы в вашем возрасте постыдилась! — заметила одна по поводу неосторожного мата другой.

— Да ты знаешь, кто я? — мгновенно ответила та.

— Знаю — пенсионерка! — парировала собеседница на весь салон.

Я закрыл глаза, опустил руки на колени, замедлил дыхание и отключил мозги — включил энергосберегающий режим.