—
—
—
—
—
—
—
—
—
—
Моя зарплата за месяц составила столько, что при сильном желании смог бы купить себе тридцать буханок хлеба и столько же пакетов молока. В бухгалтерии я попросил дать мне подшивку газеты с материалами, расписанными редактором — кому за какой текст сколько причиталось, на его пристальный взгляд. Зарисовка о технике компании была перечеркнута жирным крестом.
В кабинет редактора я не вошел, а ворвался, как чеченский бандит. Олег Владимирович Пантелеев меня ждал. Так мне показалось.
— Почему вчера не вышло интервью с директором? — спросил я.
— Потому что он не подписал текст, который ты ему переслал факсом.
— Что этому уроду не понравилось?
— Все, а особенно твой вопрос о жесткой кадровой политике — так он объяснил по телефону.
— Хорошо, почему не оплачен мой материал о технике компании?
— Потому что он директору тоже не понравился.
— При чем тут директор, когда я договаривался о нем с тобой, ты этот текст принимал…
— Мне понравился, а ему — нет. Ты не согласовал рекламный материал с директором!
— Ты забыл, — заорал я, — что он должен был быть оплачен как обыкновенный материал, а не рекламный? Как я понимаю, сделка была бартерной — они обещали обзор нашей газеты!
— Это тебе в качестве санкции — ты расстроил наши отношения с компанией! Кроме того, ты здорово навредил самому Демьянову…
— Как это? — изумился я.
— Его уволили.
— За что?
— За твои слова о том, что техник, работая в телекомпании, занимается благотворительностью, если судить по зарплате…
Я все понял — я понял смысл сказанного, а суть происшедшего доходила дольше, секунд пять. Плечи опустились от усталости: в любой сфере деятельности, в любой корпорации, организации, банде России царят одни и те же нравы, правила, уставы, будто списанные с негласного закона зоны особого режима.
— Где приказ о наказании? Почему не оплачен еще один материал — «Последняя зачистка в Гехи»?
— Потому что он подписан Александром Бобровым, а не тобой…
— Ты что, идиот? Неужели ты думаешь, что молодой следователь прокуратуры может написать такой текст? Ты отлично знал, кто автор! Ты решил сделать так, чтобы я ушел из редакции. Правильно я говорю?
Конечно, я хлопнул дверью. Мой редактор всегда гордился тем, что в его семье не было коммунистов, уголовников и евреев. Однако сам-то в партии побывал — пролез…
Но я был без денег, без должности, без квартиры. Вот это жизнь — ни любви, ни благодарности. И что мне, Господи, делать, если я оптимист — человек, у которого нет выбора?