Дети разума. Тень Эндера

Николай! Николай! Николай! Елена повторяла это имя много раз — и мысленно, и шепотом. Ее муж чуть ли не танцевал, носясь по дому и приготовляя все к приезду дорогих гостей. Николай был таким маленьким, когда его забрали от них. Теперь он стал куда старше. Они и представить не могут, через что ему пришлось пройти. Но все это пустяки. Они любят его. Снова будут учиться понимать Николая. Не позволят прошедшим годам омрачить те счастливые годы, которые ждут их впереди.

— Вижу машину! — крикнул Юлиан.

Елена кинулась снимать крышки с готовящихся блюд. Пусть ее Николай сразу войдет в кухню, наполненную ароматами самых душистых, самых свежих яств, которые напомнят ему дни его детства. Что бы они ни ели в их космосе, а такого там не получишь!

А потом она помчалась к двери и встала рядом со своим мужем, наблюдая, как сестра Карлотта спускается с переднего сиденья.

Но почему она не ехала на заднем, вместе с Николаем?

Не имеет значения. Вот открывается боковая дверца, из нее появляется Николай — такой стройный и такой худощавый. Какой же он высокий! И все-таки видно, что он еще мальчик. Что-то в нем есть совсем детское.

Беги ко мне, сынок, беги.

Не бежит. Больше того, повернулся спиной и зачем-то полез в заднее отделение. Ах, он что-то ищет. Надо думать, подарок…

Нет. Еще какой-то мальчик.

Куда меньше ростом, чем Николай, а вот лицом похож. Лицо какое-то слишком изможденное для ребенка такого возраста, но на нем то же мягкое выражение, что и на лице Николая. Николай прямо расплылся в улыбке. А мальчик не улыбается. Держится как-то неуверенно. Скованно, что ли.

— Юлиан, — говорит муж.

Только почему он произносит собственное имя?

— Наш второй сын, — говорит он. — Они не все умерли, Елена. Один остался в живых.

Надежда когда-либо увидеть тех малюток глубоко погребена в ее сердце. И открывать дверцу, ведущую туда, больно. Она вздрогнула от внезапной боли.

— Николай встретился с ним в Боевой школе, — продолжает муж. — Я сказал сестре Карлотте, что если бы у нас был второй сын, ты назвала его Юлианом.

— Значит, ты знал, — шепчет она.

— Прости меня, любимая. Сестра Карлотта еще не была полностью уверена, что он наш. И в том, что он сможет вернуться домой. Я не мог дать тебе надежду только для того, чтобы тут же отнять ее и разбить твое сердце.

— У меня два сына, — говорит она.

— Да, если ты захочешь. У него была ужасно тяжелая жизнь. Здесь он чужой. Греческого языка не знает. Ему сказали, что он едет к нам на каникулы. Официально он не наш ребенок, а скорее опекаемый государством. Мы можем не брать его, если ты не хочешь, Елена.

— Помолчи, глупыш, — шепнула она, а затем крикнула приближающимся детям: — Вот мои сыновья! Они вернулись домой с войны. Бегите же к своей маме. Я так ждала вас обоих столько долгих лет.

Они бросились к ней, и она сжала их в объятиях. Ее слезы капали на них обоих, а руки мужа спокойно и ласково легли на головы детей.

Потом заговорил муж. Елена услышала эти слова и тут же узнала, откуда они. Слова из Евангелия от Луки. Но поскольку он помнил их лишь в греческом варианте, то малыш их не понял. Пустяки. Николай уже начал переводить их на Всеобщий язык, на язык МКФ. И тогда Боб повторил их так, как запомнил со слов сестры Карлотты, читавшей ему:

— Станем есть и веселиться. Ибо этот сын мой был мертв и ожил, пропадал и нашелся[22].

И тогда малыш расплакался и прильнул к матери, одновременно целуя руку отца.

— Приветствую тебя в нашем доме, братишка, — сказал Николай. — Я ж тебе говорил, что они у нас клевые родители.

Вл. Гаков Проповедь-бестселлер Орсона Скотта Карда

Споры на тему «что такое хорошая научная фантастика» ни к чему путному не приводят: мнений обычно столько же, сколько спорящих. Однако вряд ли кто станет возражать против того, что лучше быть богатым и здоровым, чем… ну и так далее. Как хорошо, когда в научно-фантастическом произведении одновременно присутствуют идея (моральная, философская, религиозная, научная) и — увлекательный сюжет! Когда книга чему-то учит, заставляет задуматься, — а с другой стороны, ее просто интересно читать.

Весь вопрос в этом самом «с другой стороны». Пророки обычно патетичны и серьезны до занудства, а популярные беллетристы, напротив, в массе своей пусты и поверхностны. Совместить философскую глубину (или религиозную Весть) с увлекательным сюжетом, — тут нужен талант особый.

Один из немногих в сегодняшней американской фантастике, кто им, безусловно, обладает, — это Орсон Скотт Кард.

Что касается желания и умения проповедовать, то корни этого скрыты в биографии писателя. Хотя она-то на первый взгляд ничем особенным и не блещет.