Дети Революции (СИ)

[6] Титул Дизраэли с 1876 г. в Реальной Истории. Я счёл возможным подвинуть получение титула на более ранний срок.

Глава 30

Потомственный лакей Его Сиятельства, графа Орлова-Давыдова, Прохор Иванов, пребывал в задумчивости. Записка, полученная от Благодетеля, вполне недвусмысленна и не оставляла простора для толкования. Барина требовалось убить, сымитировав самоубийство.

Каких-то колебаний или угрызений совести Прохор не испытывал, это будет не первое дело лакея. Главное, как следует продумать всё, чтобы оно не стало последним. И не мешало бы позаботиться о себе — чай, богатства-то сколько у покойного графа!

Не убудет у Их Сиятельств, если верный слуга отщипнёт малую толику себе и детишкам. Заслужил…

Прохор хмуро усмехнулся и потянулся всем телом, похрустывая суставами. Чопорный лакей, похожий на заводного солдатика деревянными движениями, в одну секунду стал пластичным и текучим, как вода.

Батюшка нынешнего графа, Пётр Львович, начал учить лакеев двояко — не только как лакеев, но и как драбантов[1]. Фехтование на саблях и палашах, фехтование на кинжалах, фланкирование[2], борьба, на кулачках учили — на совесть! Не то чтобы хоть раз понадобились умения эти, если не считать стычек с лакеями иных господ, но Петру Львовичу казалось это забавным.

Ну и другому учили… не без этого. Как распознать подозрительного человека на приёме, немного ядам и противоядиям. Владимир Петрович сиё учение прекратил, но знания-то остались. Иные лакеи забросили занятия, изрядно заржавев, но не Прохор.

Сам не зная для чего, он в охотку рубился на саблях с гайдуками[3], стрелял и вызывался сопровождать графа на охоте. Навыки, пусть и в урезанном виде, у сорокалетнего мужчины остались.

А тёплые чувства к Хозяину… так откуда им взяться-то? Прадедушку Прохора похолопила Екатерина, росчерком пера сделав вольных вчера крестьян крепостными[4] одного из любовников.

Немудрено, что прадед пошёл тогда к Пугачёву… чудом выжил, а после младшему из знаменитых Орловых, директору Академии наук при президенте Разумовском, показалось забавным сломать бывшего вольного крестьянина, полусотника пугачёвского войска, сделав его не просто крепостным, а дворовым[5], а потом и вовсе — лакеем.

Укрощённым пугачёвцем можно хвастаться и спьяну давать по морде, ёжась от сладкого ужаса — а ну как ответит!? Ответил бы… да хоть дёрнись тогда прадед Иван, и запытали бы всю семью.

А на страхе, да на памяти о вольной жизни, преданности не получить. Какое ещё может быть отношение к Хозяевам? Лебезить, целовать ручки и ножки… и ждать возможности отомстить. Ждал, не ушёл даже после отмены крепостного права.

Дождался, слава тебе, Господи…

Усмехнувшись по волчьи, мужчина направился к хозяйской спальне, но остановился.

— Потише, Прохор, — сказал он себе не негромко, — обдумать бы сперва дельце требуется.

Усевшись в кресло, лакей прикрыл глаза и начал просчитывать предстоящее дело. Прибить графа не сложно, Его Сиятельство доверяет своему холопу, так что придавить немного подушкой, да приставить пистолет к сердцу… Бах, и готово! Благо, спит Владимир Петрович один, не с супружницей.

Не переполошить дом выстрелом… с этим сложней. То есть можно, конечно — через одеяло стрелять ежели, оно звук заглушит. А вот подозрения… с чего это граф тихонечко застрелиться решил? Нет… нельзя подозрения.

Ножиком чиркнуть? А пожалуй, что и так…

Быстро прикинув вчерне предстоящее, Прохор озадачился вопросами материальными. Ограбить хозяина не грех, задолжал он Ивановым ох как много. Главное, не попасться и не попасть под подозрения. Фамильные драгоценности, чтоб их, брать нельзя.

Лакей скривился: придётся ограничится только наличностью в письменном столе графа. Там конечно немало, всё-таки один из богатейших людей Российской Империи, да и дела ныне проворачивает такие, что порой без посредников работать нужно. Но ведь половину оставить придётся, никак не меньше! Иначе опять подозрения…

— Охо-хо, грехи наши тяжкие, — перекрестился Прохор. Взяв мешочек, без страха отправился в кабинет Владимира Петровича — зная привычки домашних хозяина и прислуги, встречи с нежеланными свидетелями можно не опасаться.

— Пятьдесят тыщь ассигнациями[6], — подытожил лакей итоги экспроприации и не удержавшись, кинул в мешок с десяток перстеньков и портсигаров из расходников, как именовал их граф. Не всякого полезного человека можно наградить векселем или кошельком, иногда нужно играть более тонко.

Спрятав мешочек в тайнике, коих доверенный лакей успел наделать в особняке не один десяток, мужчина без всякой спешки направился в спальню хозяина.

* * *

Владимир Петрович проснулся от очередного кошмара, кои в последнее время преследовали его всё чаще. Чёртов заговор, дела изначально пошли не так, как ему обещали. Испугавшись, он попытался отойти… не вышло, в итоге стал чужим как для революционеров, так и для верных.