Дети рижского Дракулы

Но так устроена природа человеческая, человеку нужны люди, в одиночестве становится тошно и страшно. Сначала ты разговариваешь с воображаемыми собеседниками, потом голоса в голове становятся неумолчными. И ты молишь Бога, чтобы хоть кто-нибудь спустился к тебе. Такая радость – смотреть на живого человека, в его глаза, слушать звуки его речи, увериться, что ты себе его не выдумал, что такие же, как ты, существуют на земле. На земле, а не под нею.

А он единственный, кто приходит поговорить со мной.

Когда-то он был так нежен, что мне казалось, если я отвечу на эту нежность, он сжалится и выпустит. Ева уже была похоронена. У меня был только Тобин, мой сердечный друг Тобин…»

Шумный вздох Данилова прервал чтение. Арсений поднял тяжелый взгляд, в котором смешались сочувствие и нетерпение. Соня нашла ладонь Гриши и сжала ее.

– Это будут читать в суде? – со слезами в голосе проронил он.

– Да, будут. – Арсений старался быть твердым. – Это будет оправдательным документом вашего отца. Он умер, но не отомщен. Вы отомстите за него и обретете покой.

– Не обрету, – глухим шепотом ответил Данилов, – я стану еще большим посмешищем.

– Вы станете сильным и закаленным, – возразила Даша, взяв учителя истории за другую руку, и принялась успокаивающе гладить рукав. – Давайте дочитаем. Неужели вы не хотите знать, почему умерла ваша мать? Наверняка ваш отец оставил ответы на все вопросы, которые мучили вас всю жизнь.

Данилов смирился. Арсений расправил листок.

– «3 мая 1901 г. Сегодня он вспомнил про дуэль. Забавно, прошло уже столько лет с того дня, как Ева испустила последний вздох. Он вспомнил мои слова, брошенные сгоряча, и сказал, что мое требование будет удовлетворено. Сказал, надо набираться сил, потому что это будет честная дуэль на шпагах. И тон… Этот его тон. Почему он так резок? Что я сделал не так? Наверное, болезнь продолжает творить с его головой свое черное колдовство. Я и сам чувствую, как после появления этих язв на моих руках и лице в голову лезут мысли бредовые, извращенные, как картины Босха. Неведомо, чем жив еще бедный Тобин, болеющий уже столько лет.

5 мая 1901 г. Пытаюсь высчитать, какой сегодня день недели. Мысли путаются. С того понедельника месяца не прошло, а я уже сбился со счету. Высчитываю, получаю каждый раз другой результат. Мы очень давно не говорили. С каких пор, не вспомню, он стал холоден, все реже приходит. Не понимаю, чего он стыдится? Того, что стал причиной моей болезни?

6 мая 1901 г. Уже третий месяц, как мне вернули мое меню, когда я был болен инфлюэнцей. Каждый день горячий бульон, грибное масло, паштеты и душистый свежеиспеченный хлеб, своим божественным запахом способный свести с ума и вознести до небес. Живу от прихода до прихода слуг. И вспоминаю часы наших бесед. Обрел пищу земную, а духовную потерял.