Дети рижского Дракулы

2 янв. 1891 г. Я так редко возвращаюсь к своим записям. Но чаще я просто не могу упомнить, куда их прячу. Надо сделать пометки на камнях. Тобин бывает здесь почти ежедневно. Мне вернули мою кровать, одеяла, теплую одежду и книги. В углу стоит жаровня.

7 янв. 1891 г. Сегодня между нами произошла большая ссора, и я как дурак вызвал его на дуэль, бросив в него перчаткой. Он был очень обижен и с серьезным лицом сказал, что дуэль будет. Придет время, и она будет.

10 янв. 1891 г. Я приготовился сделать длинную запись и написать обо всех впечатлениях, что терзают меня. Моя рука до сих пор дрожит. Сегодня я целовал мужчину. Тобина. Долго, страстно, как не целовал ни одну женщину, как никогда не целовал Еву. Я не знаю, как это произошло. Но здесь я страшно одинок, и сейчас мне кажется, что уже схожу с ума. Но тогда это было высшее счастье, это были часы невыразимого блаженства. Кроме него, у меня никого не осталось. Он и я – мы оба больны, он и я – жалки. Он заслуживает прощения и любви, я – забвения и одиночества. С таким воодушевлением он рассказывает о нашем общем дитя, об Эв. Говорит, она растет большой умницей. Знать бы, как там теперь Гриша.

Иные дни бегут, сливаясь в недели и месяцы, и я их не замечаю. Но сегодняшние сутки тянулись, как целый год. До сих пор лицо пылает и дрожат руки от вчерашнего.

17 мар. 1891 г. Эта зима прошла быстро. Если бы не Тобин, то мне пришлось бы вновь мерзнуть.