Дети рижского Дракулы

– Теперь и мне придется попрощаться, – тихо сказал Арсений, кинув на Соню полный самого искреннего сожаления взгляд. Та поджала губы и отвернулась, давя слезы, – знала, что при отце зайти в Управление не выйдет. Бриедис вдруг сжалился, ощутив ее досаду сердцем. Между ними теперь было нечто большее, чем нежное чувство детской дружбы. Между ними была смерть Камиллы, подвал Синих сосен, дневник Марка и будущее Гриши. Преисполненный неведомыми прежде чувствами, Бриедис опять забылся, как сегодня в столовой поместья, стоял, глядя на папку в руках. Эти неведомые силы толкали его на что-то, чего он не мог в полной мере осознать.

– Пойду к начальству, – выдавил он, чтобы прекратить эту неловкость. – Авось меня его высокородие примет сегодня.

– Что ж, ваш отец так и работает по воскресным дням? – спросил Каплан, чуть сторонясь к крыльцу от катящегося мимо фаэтона.

– После смерти матушки он не может оставаться дома больше чем на шесть часов, которые обычно отведены на ночной сон. Даже завтракает в присутствии.

– Еще раз примите мои соболезнования, Арсений, это горе, которое трудно забыть.

Арсений, по-прежнему терзаемый внутренними противоречиями, не глядя на Каплана, а обращаясь к земле, пробормотал слова благодарности.

– Вы, я погляжу, нашли что-то ценное в подвалах у Тобина. – Книготорговец многозначительно посмотрел на папку, которую нервно трепал Бриедис, он переносил ее из руки в руку десяток раз, пальцами успев развязать, завязать тесемки, распустить на тесемках нитки и уже оторвать картонный уголок.

– Да, – с неуверенностью отозвался Бриедис. А потом вскинул голову, ощутив, как холодный поток ветра ударил в лицо, и пылко добавил: – Соня очень помогла! Восхищаюсь ее находчивостью. Все это, верно, потому что выросла среди книг, напитала мудрости с тысячи тысяч страниц.

Соня, не ожидавшая, что Арсений пустится в похвалы, вздернула в непонимании бровями. Наверное, она думала, что тот смеется над ней.

Нет-нет, нельзя, чтобы она так сейчас думала!

– Поэтому начальнику полиции снести этот документ, – решившись, он передал ей в руки папку, будто та была раскалена докрасна, – по справедливости должна она. Чтоб отец не думал, что это я такой умный, до всего додумался. Нас было четверо.

Каплан улыбнулся словам пристава доброй старческой улыбкой.

– Как мушкетеров, – сказал он. – Ну тогда, мадемуазель Д’Артаньян, вас нынче ожидают в резиденции кардинала Ришелье. Идите, вручайте находку Эдгару Кристаповичу. Мой привет отцу, Арсений.

Книготорговец преспокойно развернулся и двинулся обратно к Мариинской улице.

Бриедис и Соня стояли, молча глядя, как он удаляется, и не могли поверить своим глазам.

– Сдается мне, ваш отец больше знает, чем мы предполагаем.

– Так и есть, Сеня. Это была плохая идея – приглашать его с собой в Синие сосны.

– А мне кажется, наоборот. – Он перевел восхищенный взгляд с удаляющегося силуэта книготорговца на его дочь. И так вдруг стало хорошо и легко. Арсений понял, что все это время напрасно изводил себя мучительными раздумьями. С ее отцом – таким мудрым, понимающим, преисполненным спокойствия и здравого смысла – он еще успеет поговорить. Но вот дочь… дочь заслуживала услышать его признание первой.

– Соня! – воскликнул он, упав на одно колено, одновременно подхватив ее руку. – Простите меня за поспешность, агонию, сомнения. Теперь я, заручившись уверенностью, что Николай Ефимович не держит на меня зла, я… Прошу вас стать моей женой!

Соня побелела, прижав папку к груди, непонимающе глядя на приклонившего колено пристава, будто тот был с его торжественным лицом по меньшей мере рыцарем Тевтонского ордена перед архиепископом. Она на секунду открыла рот, проронила что-то неразборчивое. Арсений тотчас с отчаянием подумал, что она отказывает, сердце больно ударило в ребра, сигнализируя об опасности, руки, державшие пальцы Сони, нервно сжались. Какой же он идиот! Он делает предложение на ступенях крыльца Полицейского управления, барышни ждут чего-то совершенно иного.

– Ах, Арсений, зачем вы это делаете?

– Потому что я это решил еще в семь лет.

– Какой вы, однако. – Соня продолжала смотреть на него взглядом, в котором мешались смятение и ужас. – То есть я вам в жены должна отдаться, потому что вы все сами заранее запланировали? С семи лет?

– Д-да. – Арсений мучительно искал правильный ответ, но уже трижды все попадал не туда. Он чувствовал себя у ног египетского Сфинкса, перед Дельфийским Оракулом или каким-нибудь древним идолом, от ответов на вопросы которого зависели его жизнь и судьба. Но не смог совладать с великой его силой. И идол этот готов его прикончить, прихлопнуть, мокрого места на земле не оставив.

– Н-нет, – спасался он. – Потому что я вас люблю!