Дети с улицы Мапу

После суктиниса идет полька, затем хоровод. Музыка замолкла, потные плясуны уселись, тяжело дыша, на ступени веранды.

— К морю! Идемте к морю! — кричит Альбина, первая и в работе, и в веселье.

— Давайте и вы с нами, понас Янковский, Софья Михайловна…

— Вы идите, молодежь. А мы старика, нам пора на печку, спать.

— Старик! Гляньте-ка на него! Еще десять молодых поучите, как жить, понас Янковский. Идемте, идемте!

Шуля подняла на мать умоляющие глаза:

— Идем на море, мама, мне так хочется!..

«Развеселилась бедняжка, — думает госпожа Вайс, глядя на дочь, на щеках которой расцвел румянец, глаза блестят. — Пусть забудет немножко о бедах».

Девушки, обнявшись, образовали длинную шеренгу, перегородившую дорогу. Позади идут мужчины, среди них понас Янковский и Софья Михайловна. Идут медленно, глаза всех устремлены на красный шар солнца, садящийся за рощей. Сверкнули на горизонте последние лучи. Пока дошли до моря, погасли и они, и только узенькая розовая полоска отделяет небо от воды. Море на удивление тихое. Лишь мелкие волны катятся одна за другой и лижут прибрежный песок.

— Давайте искать янтарь! — кричит Альбина.

— Той, которая найдет первой, я устраиваю в этом году свадьбу, — шутит Янковский.

Девушки со смехом бросились рыться в мокром песке. Парни за ними.

— Моя мама уже нашла! — кричит Оните.

— Ура, Софья Михайловна первой выйдет замуж!

— Понас Янковский, тут же, сейчас приглашайте нас на свадьбу!

«Зачем я послушала девочку, зачем пришла сюда?» — со страхом думает госпожа Вайс и сердито смотрит на дочь. Девочка в растерянности. Она слышит крики «ура» в честь матери и понаса Янковского и чувствует, что происходит что-то нехорошее. Понимает, что сделала ошибку, но не знает, как поправить.

— Давайте вернемся, — предлагает Софья Михайловна, — все же война, не дело ночью удаляться от дома.

— Что нам война? — презрительно отзывается Альбина. — Война для жидов.

У госпожи Вайс и Шули замирает дыхание. По телу бегут мурашки.

— Я бы их сам не стал убивать, но если это делают другие, мне наплевать, — говорит один парень, услышав, что речь зашла о евреях.

— Что вам жиды сделали? Добрый человек даже собаку зря не ударит.

— Жиды — враги Литвы, продали Литву большевикам.

— Глупости вы говорите, «жиды продали», — вмешивается еще один, — их, что ли, Литва была, что смогли продать?

— Жалко их, — говорит одна из девушек, — даже женщин и малых детей убивают. Я была в городе, когда их пригнали. Не могла смотреть.

— Немец знает, что делает. Если бы не немец, правили бы сейчас здесь большевики.

— А так правят немцы, — негромко сказал кто-то, хотел что-то добавить, но замолчал.

— Эй, ребята, девчата, что вам до этих дел? Лучше споем что-нибудь, говорит Янковский. Видно, что он хочет оборвать неприятный разговор.

— Спойте что-нибудь, понас Янковский, мы ведь знаем, что вы мастер петь.

Янковский довольно усмехается, принимает вид заправского певца, расправляет длинные усы и начинает:

Где избушка ветхая,
Где родимый дом.
Яблонька заветная
Под моим окном.

Все молчат, даже когда песня закончена.

— Теперь вы спойте, — нарушает молчание Янковский, — что-нибудь повеселее.

Альбина встает, поводит в его сторону своими зеленоватыми глазами и запевает:

Выйду в палисадник,
Три сорву цветочка.
Один брату, один свату
И парню — дорогому.
Будет рута брату,
Будет мята свату,
А чертополох колючий
Шельме молодому[1]

.

— Погоди, погоди, еще обрадуешься, когда придет парень помять немного твои кости! — смеется курносый жнец, толкая Альбину.

— Чего ты ко мне пристал, черт? — толкает его в ответ девушка. — Не про тебя речь. Ты, что ли, мой парень?

— Смотри, какая гордая! Ты что, думаешь барыней стать?! Не женится на тебе понас Янковский, уже привел себе в дом хозяйку, — насмехается курносый, косясь на Софью Михайловну.

Янковский сидит неподалеку от госпожи Вайс. Ей заметно, что эти слова доставляют ему особое удовольствие. Она чувствует, как рука Янковского ложится ей на плечо. Вздрогнув, она быстро высвобождается и подходит к Шуле.

— Идем, дочка, домой, уже поздно.

— Подождите, ведь жатва кончилась. Куда спешить? — не отстает от нее Янковский. — Кто знает сказку про морскую богиню Юрате? Расскажи, Оните, ты наверно помнишь. Ты ж у нас ученая…

— Расскажи дочка, — шепчет госпожа Вайс.

Она страшно боится, как бы не свернул разговор на нее или на евреев. Встать и уйти одна она не смеет: вдруг Янковский пойдет ее провожать? Единственное ее желание сейчас, чтобы праздник скорее кончился и все возвратились в усадьбу.

Шуля начинает рассказывать дрожащим голосом. Столько слушателей! До сих пор ей приходилось рассказывать одной поне Елене. Но постепенно она успокаивается, увлеченная чудесной сказкой и напряженным вниманием.