Дети с улицы Мапу

Торопливо закутавшись в шаль, госпожа Вайс выбежала на двор искать хозяина. В дверях она столкнулась со старухой Еленой.

— Где господин Янковский, поня Елена?

Старуха бросила на нее подозрительный взгляд и недовольно проворчала:

— Какая вы нетерпеливая? Будто мир рушится. Что за переполох? Как будто кто-то умирает.

— Поня Елена, господин Янковский еще дома?

— Уехал, уехал. Полчаса назад уехал. Святая Мария, какие эти городские изнеженные!

Софья Михайловна вернулась в свою комнату. Постаралась прибрать в ней, умылась, причесалась. Врач не должен догадаться, кто она. Но пальцы выдают ее, она с трудом застегивает пуговицы блузки.

У входа остановилась коляска. Госпожа Вайс выглянула в окно, и у нее подогнулись колени: позади Янковского шагает пожилой врач доктор Климас. Она знала его еще в добрые старые времена, когда проводила в Паланге жаркий август. Не раз бывала она у него в доме вместе со своим мужем, и он гостил у них, когда они жили на улице Мапу. Что делать? Ведь доктор Климас сразу узнает ее! Уйти, убежать, чтобы он не застал ее в комнате. Пусть посмотрит больную без нее. Она выскользнет через кухню в заднюю дверь.

— Софья Михайловна, вот я привез врача, — слышит она позади себя голос Янковского.

Госпожа Вайс стоит в полной растерянности. От страха она не может сказать ни слова.

— Это мать больной, господин доктор, — продолжает Янковский. — Ничего, выздоровеет ваша дочка, Софья Михайловна, не бойтесь. Уж если доктор Климас милостиво согласился лечить девочку, то все будет в порядке.

И он покровительственно потрепал ее по плечу.

Старый доктор бросил на нее взгляд и сказал:

— Мне кажется, что мы знакомы. Но я не могу вспомнить, где мы встречались.

На лице госпожи Вайс появилась вымученная улыбка:

— Это, конечно, ошибка, господин доктор. Я здесь прежде не бывала. Меня зовут Софья Михайловна Дудиене.

Старый доктор пожал ей руку и ответил с улыбкой:

— Не иначе как я ошибся. Старые глаза всегда могут подвести. Давайте посмотрим больную.

Доктор Климас внимательно осмотрел девочку и нашел у нее воспаление легких. Он прописал лекарства, дал матери указания, как ухаживать за больной.

— Не бойтесь, девочка выздоровеет. Через несколько дней я хотел бы посмотреть ее еще раз. До свиданья, госпожа Дудиене.

Доктор повернулся к выходу. Госпожа Вайс вздохнула с облегчением.

Она проводила его в коридор, подала ему пальто, Янковский вышел за коляской, которую пока что поставил под навес.

Она и доктор остались одни. Вдруг старый врач повернулся к ней, взял ее за руку и сказал:

— Госпожа Вайс, если вам нужна будет помощь, я к вашим услугам.

Глаза ее наполнились слезами.

— Спасибо вам, доктор Климас, я не смела надеяться.

— Мужайтесь, дочь моя, мужайтесь!

Послышался скрип коляски.

— До свиданья, госпожа Дудиене, — громко произнес доктор Климас.

Госпожа Вайс проводила взглядом коляску, выезжавшую за ворота усадьбы, удалявшуюся фигуру благородного старого врача, и по ее лицу покатились слезы.

Как легко и хорошо было теперь плакать!

Дни растерянности

Прошло несколько недель. Шуля выздоравливала медленно, была слабой и бледной. Тем временем госпоже Вайс стало ясно, что она не может больше оставаться в усадьбе. Янковский вел себя теперь, как человек, которому Софья Михайловна обязана жизнью дочери и должна быть ему за это благодарна по гроб.

Отношение его к ней становилось все более дерзким. Он стал подкарауливать ее по вечерам, когда она возвращалась в свою комнату, ждал ее в хлеву во время дойки. Софья Михайловна понимала, что решающего разговора не избежать и что после него они с Шулей останутся без крова, в окружении врагов. Поэтому она старалась как можно дольше отсрочить этот разговор.

Старая Елена чувствовала, что между ее братом и работницей что-то происходит. Больше всего она боялась, что брат женится: как бы новая жена не лишила ее власти в доме.

От Софьи Михайловны не скрылся враждебный взгляд старухи. Та начала частенько делать ей колкие замечания. Однажды поня Елена искала связку ключей, которую она время от времени забывала то там, то тут. Софья Михайловна нашла ключи и отдала ей. Старуха, разозлившись, пробормотала как будто про себя:

— Вот так это бывает, когда даешь приют всяким проходимцам. Только отвлечешься и уже готовы наследовать тебе еще при жизни.

Однажды, когда Софья Михайловна возвращалась из хлева, неся ведро молока, до ее слуха донеслись крики из комнаты Янковского: баритон хозяина и вслед за ним-тонкий писклявый голос его сестры.

— Это вообще не твое дело! — кричал Янковский. — Я хозяин в своем доме или нет? Имею право привести в свой дом кого захочу!

— Ты же дворянин, — попыталась старуха задеть слабое место брата. Разве ты знаешь, кто она и что она? Она русская, антихристка, никогда не молится.

Вдруг в голове Софьи Михайловны мелькнула мысль: старуха ее невольная союзница в этом доме и сможет защитить ее от ухаживании брата.

Она решила переговорить со старухой.

Когда Янковский как-то уехал в город по своим делам, Софья Михайловна вошла в комнату Елены. Старуха сидела в кресле и вязала.

— В чем дело? — сердито спросила она.