— Ты видела этих девочек? — заговорила вдруг монахиня, шагая взад и вперед по маленькой комнатке. — Их выгнали сегодня утром из монастыря сестер Урсулинок. Уж и святых мест не уважают антихристы эти, — процедила она сквозь зубы, — а еще католики, язычники проклятые!
Шуля молчала, она не поняла: кто эти язычники? Немцы?
— Ох, Господи Боже, не давай свинье рога, а то весь мир забодает, вздохнула монахиня, опустившись на стул. — Всего несколько лет назад они получили Вильно[3]
и уже думают, что они господа над нашими душами, — продолжала она ворчать, поджав губы.Шуле казалось, что Тереза совсем не смотрит на нее и разговаривает сама с собой. Только теперь ей стало ясно, что речь идет о литовцах. Сестра Тереза была полькой. Шуля давно заметила, что она недолюбливает литовцев. Даже верность христианским заповедям не могла уменьшить эту неприязнь, и временами она прорывалась даже в ее словах. Тереза не могла примириться с поражением Польши и не простила литовцам того, что они стали хозяевами ее родного города.
Несколько успокоившись, она рассказала Щуле, что литовские власти закрыли монастырь Урсулинок, заподозрив, что он поддерживает связи с польским подпольем. Нескольких монахинь арестовали, остальных изгнали. Группу воспитанниц перевели сюда.
— Антихристы! — не могла успокоиться сестра Тереза. Потом она опустилась на колени перед распятием и погрузилась в молитву.
Вечером, войдя в спальню, Шуля увидела, что там стало теснее: добавились две кровати. На соседней кровати из-под одеяла торчала рыжеволосая голова. Новая соседка Шули спала, уткнувшись лицом в подушку.
Шуля проснулась от неприятного ощущения: кто-то смотрел на нее. Открыла глаза, и ее взгляд встретился со взглядом пары уставившихся на нее темно-карих глаз. Шуля вздрогнула, в ней пробудилось смутное воспоминание. «Я знаю эту девочку!»
Новая девочка задрожала, отвернулась и натянула одеяло на голову.
«Кто она, где я ее видела?» — билось в голове Шули. Вдруг выплыло откуда-то из глубин подсознания: «Ведь это же Ривкеле! Ривкеле Виленская с улицы Мапу!»
Ее захлестнула волна радости: Ривкеле Виленская жива и находится рядом с ней. Шуля огляделась по сторонам: все спят. Спальню освещает бледный свет луны и маленькая лампадка, перед иконой Девы Марии. Без колебаний Шуля встала с постели и подошла к кровати соседки. Осторожно стащила одеяло с головы девочки. Как изменилось лицо подруги, как вытянулись и впали щеки, которые когда-то были такими круглыми… И эти синие круги под глазами…
— Ривкеле, — прошептала она, — Ривкеле, это ты?
Но девочка вся сжалась, будто ее ужалила змея. В глазах ее застыл ужас.
— Ривкеле, не бойся, это я, Шуля. — Шуля попыталась взять ее за руку и обнять.
Девочка задрожала всем телом, ее лицо исказилось, губы пробормотали:
— Никакая я не Ривкале… И не знаю такой, я Бируте Магдалена. Чего ты пристала ко мне, жидовка?
Она оттолкнула Шулю и откатилась на край кровати:
— Я добрая католичка и скоро стану монашенкой. Вот видишь?! — крикнула она. сдавленным от слез голосом, вытащила из-под рубашки большой и толстый медный крест, висевший у нее на груди, и стала пылко целовать его.
— Но, но. Ведь я тебя знаю. Мы же с улицы Мапу, — со слезами в голосе повторяла Шуля шепотом.
— Нет, нет… Ты меня не знаешь. «Никогда я не жила на улице Мапу. Никогда у меня не было никаких дел с жидами, — чуть не выкрикнула девочка, и Шуля испугалась, как бы не проснулись остальные.
— Если не отстанешь от меня, я закричу и расскажу всем, что в монастырь пробралась жидовка, — сдавленным голосом прошипела девочка прямо в лицо Шуле, — Я ненавижу жидов, на них проклятие Иисуса!
Шуля отпрянула: «Неужели я ошиблась? Если так, то зачем я ей раскрыла, кто я?»
Долгие часы Шуля ворочалась в постели и не могла заснуть. Утром, когда она проснулась, соседки уже не было в спальне. Шуля увидела ее снова в капелле после молитвы. Там состоялась короткая церемония знакомства: игуменья вызывала каждую девочку, та опускалась перед ней на колени и целовала ее руку.
— Бируте Мария Магдалена, — вызвала мать-игуменья, — сестры передали мне, что ты уже выбрала себе путь, решила присоединиться к святой семье невест Иисуса. Благословенна будь среди нас!
Игуменья наклонилась и поцеловала девочку в лоб.
Когда все выходили из капеллы, Шуля заметила, что девочки нет. Задержавшись в дверях, Шуля заглянула внутрь: Бируте лежала на полу пустой церкви, распластавшись перед распятием.
И на обеде Шулина новая соседка отсутствовала. На недоуменный вопрос Шули сестра Фелиция ответила, что девочка очень набожна и по случаю перевода сюда, на новое место, дала обет поститься. Она молится, чтобы Святая Дева осветила ей путь на новом месте.
Только к ужину девочка пришла в сопровождении дежурной монашенки. На бледном лице особенно выделялись выбившиеся из-под чепчика рыжие волосы и темно-карие глаза девочки.
— Это Бируте Мария Магдалена, — представила ее сестра Фелиция, — хотя она молода, но прилежна, серьезна и усердна в служении Богу, как взрослая монахиня. Она пример для вас.