Дети Шини (СИ)

Оглядываюсь назад - даже смех разбирает, с чего бы это он разглядел меня? Но совет Линор я всё же один раз попыталась воплотить. Глупость страшная, до сих пор стыдно. И как такое могло в голову прийти?

Вырядилась, намазалась, и пошла в магазин, куда он всегда после школы заходил.

Дождалась, пока не наберет продукты и не оставит на пять минут в стороне тележку, чтобы сходить за хлебом. Он всегда так делал.

А потом просто взяла, поменяла его тележку со своей и встала неподалёку, якобы мороженое выбираю. Ну, он вернулся, увидел в оставленной тележке два яблока и давай метаться по залу. Потом, наконец, заметил меня и свою тележку, подошел, встал сбоку, а я вроде как не замечаю, крепко за ручку держусь и в морозильнике ковыряюсь.

Он такой:

- Извините, у вас, кажется, мои продукты.

А я голову рассеянно поднимаю:

- О, привет.

И он машинально:

- Привет.

- Какие продукты? - специально хлопаю глазами и туплю.

- Ну, вот у тебя - это моя тележка.

И тут, словно внезапное озарение на меня находит:

- Точно! Какая же я рассеянная. Извини. А ты же из нашей школы, из десятого, да?

- Да, - коротко подтверждает он, забирая тележку.

- А я из восьмого. Тоня.

Но Якушин только вежливо улыбнулся, пошел к кассе, пробил свои продукты и даже не обернувшись, ушел.

Более того, он даже и не вспомнил тот случай, а вспомнил только дурацкую историю со снежками.

После этого я всю неделю так плакала, что даже заболела.

Павлик пришел. Посидел немного. Выслушал про моё это тупое приключение, и сказал, что я совсем из ума выжила, и ему даже слушать противно, что я докатилась до такого. И, что ему стыдно за меня и, что я "по-любому в пролете", потому что если бы я любила Джони Деппа, толку было бы больше, а ещё, что я "наивная и слепая".

Но через два дня принес номер Якушина.

Я спрятала его в карман вечернего платья, которое никогда в жизни так и не надевала, и хранила там, время от времени доставая, садясь перед трубкой и гипнотизируя и то, и другое. Однако до истории с Кристиной, так ни разу им и не воспользовалась.

А Подольский вместо того, чтобы оставаться настоящим другом и поддержать в трудную минуту, взял и начал встречаться с той новенькой девочкой, которую сам же бросил всего через два месяца.

Но всё равно его поступок был таким нечестным и подлым, как если бы он вонзил мне нож в спину.

И тогда я поняла, что никогда в жизни не смогу никому доверять, делиться и тем более привязываться к кому-то.

Когда же я рассказала Линор про свой позор, то она завела успокоительные речи о том, что не нужно сдаваться, что стоит пытаться, и что нужен какой-то другой, более естественный повод.

Но, я бы во век больше так не унизилась. Поэтому дала себе слово прекратить думать об этом и уж тем более не плакать из-за такой фигни.

Потом Якушин ушел из школы, и стало ещё легче.

А в сторону Подольского я больше и не посмотрела ни разу, хотя он и пытался помириться.

От всех этих внезапно нахлынувших воспоминаний, я не сдержалась:

- Иди в пень, Петров. Для тебя всё ерунда. Ты ничего не знаешь. И ты Сёмина ничего не знаешь, и язык у тебя длиннее мозгов. А ты Марков вообще слепой, что ты там заметить-то можешь? Какое вам вообще до меня дело? Я к вам не лезу и болячки ваши не ковыряю.

- А никто и не лез, - Петров немного растерялся. - Мы просто разговаривали.

- Правда? - закричала я. - Тогда какого черта обсуждать тут, что я три года за Якушиным бегаю?

- Тоня, - вдруг подал голос, молчавший всё это время Амелин, выползая из своего темного угла на свет. - Ты не права. Ребята не хотели тебя обидеть.

- А ты-то чего выступаешь? Больше всех надо?

- Всё хорошо. Успокойся, - проговорил он мягко противным участливым голосом. - Поверь, ты ему тоже нравишься.

- Что? - я чуть не задохнулась от такой наглости. - Да какое мне до этого дело?

Марков усиленно щурился, видимо стараясь разглядеть выражение моего лица:

- То-то ты так взбеленилась.

- Блин, Осеева, никогда не видел тебя такой бешеной, - Петров смотрел на меня через объектив.

- Если ты ещё раз сунешь в меня эту штуку, клянусь, тресну так, что мало не покажется.

- Она треснет, - со знанием дела предупредил Марков. - Знаешь, как Солдатову сменкой по морде прошлась?

- Чё, правда? - лицо Петрова озарилось восторгом.

- Отвечаю.

- А ты оказывается, опасная, - Петров восхищенно и одновременно насмешливо посмотрел на меня, выглянув из-за камеры.

- Вот, видишь, Сёмина, что любовь с людьми делает, - Марков развернулся к Насте и поучительно помахал перед ней пальцем, точно сейчас доказал теорему. - Говорю же - животная страсть.

И тут они все начали заливисто и громко смеяться, будто над какой-то очень веселой шуткой. Даже Сёмина.

- Так, Тоня, ещё позлее лицо сделай, - от смеха Петров еле удерживал камеру.

И это было последней каплей.

Я молниеносно вскочила и со злости пнула сидящего ближе ко мне Маркова в бок. Он завопил, начал извиваться и кататься по полу, придуриваясь, что ему очень больно. Тогда я ударила посильнее, и он взвыл уже по-настоящему.