Я протерла слезящиеся глаза и увидела, как Якушин, нацепив на голову футболку, пробивается сквозь дым в мансарду. Подоспели и остальные.
- Нужно смочить одежду, чтобы дышать через неё, - начал поучать Марков, когда Герасимов, по примеру Якушина стянул через голову рубашку и ломанулся внутрь.
- Что же делать? - закричала Настя. - Сейчас весь дом загорится.
Я слышала, как они звали Амелина и ругались, что ничего не видно, и что огонь разгорается сильнее, а Марков бубнил, что Амелина нужно найти, потому что при большой концентрации угарный газ убивает человека в считанные секунды.
И тогда я тоже полезла туда, пришлось встать на четвереньки, потому что на ногах меня шатало.
Кое-как я доползла до его кровати, обшарила там всё вокруг, потом проверила овечий коврик, где мы обычно сидели, и почти уже добралась до сундуков, как вдруг кто-то сильно наступил мне на руку, и я так заорала от боли, что у меня самой чуть барабанные перепонки не лопнули. Герасимов запаниковал, дернул ногой, и, не удержавшись, с грохотом рухнул, где-то справа от меня.
- Что там? - закричал Якушин, продолжая сбивать огонь покрывалом. В оранжевых отблесках я смогла различить, что горел один из сундуков.
- Костя! - отчаянно закричала я.
И тут вдруг, откуда ни возьмись, явился Петров с двумя спасительными ведрами воды, хорошенько залил ими всё кругом, и стало ясно, что пожар потушен. Дым понемногу рассеивался, кто-то зажег свет.
Герасимов кое-как поднялся и, добравшись до окна, распахнул створки.
Амелина в комнате не было.
Я выбежала на площадку, перегнулась через перила и снова растеряно крикнула:
- Костя!
И тогда он неторопливо вышел из темноты за дверью.
- Повезло, что сегодня ты меня не заперла.
- Ты где был?
- Раз не заперла, то, как обычно, - он смущенно улыбнулся.
- Но почему ничего не сказал? Ты же слышал, что мы тебя ищем? - я была готова расплакаться от негодования и обиды.
В то время, как он, в одной футболке, не вынимая оголенных изуродованных рук из карманов, продолжал нагло улыбаться.
- Извини, но никак не мог поверить, что ты за меня волнуешься. Надеюсь, панда не пострадала?
- Козел! - выкрикнула я и уже даже замахнулась, но тут из комнаты решительно вышел Якушин, который всё слышал, и все слышали, и, ни слова не говоря, просто взял Амелина за шкирку и со злостью швырнул с лестницы.
Настя ойкнула.
Тот скатился вниз и остался сидеть там, на площадке, между мансардой и третьим этажом, закрывая голову этими своими безобразными руками, точно мы сейчас все слетимся и будем бить его. Но мы лишь стояли в недоумении и смотрели на него сверху.
- Зачем ты поджег комнату? - требовательно спросила Настя.
Тогда он осторожно поднялся по стене, утерся локтем и, глядя то ли на нас, то ли Петрову в камеру, сказал:
- Как тяжело ходить среди людей
И притворяться непогибшим.
- Сейчас убью, - озверевший Герасимов ломанулся по лестнице, но Якушин удержал его.
- Мы его по-другому накажем.
Они заперли Амелина в подвале и объявили, что с этого момента он будет жить там, потому что психов нужно держать подальше от нормального общества. И если уж ему сильно приспичит, то может хоть о стену убиться.
Герасимов предложил его ещё и на цепь посадить, но Якушин ответил, что это слишком, хотя, перед тем, как запереть, недвусмысленно намекнул, что теперь вся мистическая ерунда с призраком и странными нападениями точно прекратится.
Я находилась в полном замешательстве. Мне очень не хотелось верить в то, что Амелин ненормальный и специально проделывал все эти страшные штуки, но я неоднократно слышала, что многих психов с первого раза невозможно распознать, они отличаются редкостным обаянием, и нарочно очаровывают людей, чтобы использовать их в своих целях.
Это вполне могло бы объяснить то странное темное, магнетическое воздействие, которое он на меня оказывал, заставляя всё время доверять ему, сочувствовать и защищать. Вполне возможно, что он просто от скуки или от своих бредовых фантазий играл с нами. И в первую очередь со мной, зная, что я боюсь темноты и всего необъяснимого. Чего стоил один рассказ про зарезанного мальчика? А разговор про психотерапевта? И, конечно же, вся эта его суицидальная история. И стихи, и неожиданные перемены настроения, и музыка. Всё, буквально всё, кричало о том, что от этого человека нужно держаться подальше.
Однако на следующее утро, после отъезда парней, Петров, которому доверили ключ от подвала, пошел и со словами "у него только что воспаление лёгких было", выпустил, пообещав лично следить за каждым его шагом.
А к обеду повалил густой снег, накрыл дом своим тяжелым пуховым одеялом и за какие-то два часа засыпал то, что мы так старательно расчищали эти дни. И всё кругом, включая нас, немедленно погрузилось в вязкое дремотное бездействие.
Настя сказала, что это давление.