— А что же нам делать? — Настя начала медленно раскачиваться и уже была близка к тому, чтобы начать страдать. — Тоня, ты собираешься вернуться?
— Нет. Во всяком случае, пока. У меня есть деньги, наверное, можно снять номер в гостинице где-нибудь. Как-то же люди живут.
Вообще-то, я всё же хотела, чтобы родители точно заметили моё отсутствие, потому что если сейчас у них какой-нибудь важный проект, то я могла находиться в бегах, хоть до весны.
— Кто это тебе в шестнадцать лет-то сдаст номер? Лучше думай о бабушках или каких-нибудь тётках, — посоветовал вернувшийся с улицы Герасимов.
— Моя тётка в Орле живет, но я не уверена, что она мне будет рада, — сказала Настя.
— Нам сейчас никто рад не будет, — согласился Герасимов.
— А сам ты, что будешь делать? — Сёмина перестала раскачиваться и вопросительно уставилась на него.
Герасимов состроил постную физиономию и потер синяк. Марков, расхаживающий туда-сюда в нервном возбуждении, на секунду остановился, глянул на Герасимова и снова принялся ходить.
— А у меня всё нормально. У меня есть супер-место. Вообще ни один сыщик не найдет, хоть сто лет искать будет.
— Что же за место? — допытывалась Настя.
— В глухомани под Псковом. Дядька там живет. Он с матерью моей, правда, давно не общается, но я в их разборках не участвую. Я фотки его дома видел. Реальный особняк. Девятнадцатый век. Давно хотел туда к нему рвануть. — Неожиданно охотно рассказал Герасимов.
— Как же он тебя примет, если он даже мать твою знать не хочет? — с любопытством спросил Петров.
Герасимов неопределенно пожал плечами.
— Разберемся.
— Слушай, Осеева! — вскинулся вдруг молчавший целых пять минут Марков. — А давай вместе рванем в Крым или Сочи? У тебя деньги есть, у меня тоже, ну и Сёмину с собой возьмем, раз уж ей некуда совсем податься. Кто нас там, в Крыму, сейчас искать будет? А в Сочи вообще, говорят, полно отелей разных, и все они пустуют. Просто поедем в город, зайдем в любую кафешку, забронируем через Интернет билеты, частный отель и всё. Делов-то. С деньгами нас частники точно поселят и даже спрашивать паспорт не будут. Хоть в одну комнату.
— Ещё чего. С тобой, Марков, и в одном доме с ума сойдешь, не то, что в одной комнате.
— Сочи — это здорово, — мечтательно сказала Настя. — Там снега нет и море. Если вы меня возьмете, то я за Сочи.
— Ну, ладно, Сочи, так Сочи, — мне было действительно всё равно, — но что мы там делать будем?
— А зачем что-то делать? — спросила Сёмина с неподдельным огорчением в голосе. — Я так устала постоянно что-то делать. Почему нельзя просто жить?
— А мы там учиться будем, — Марков продолжал ходить по центру комнаты. — Я, например, по-прежнему планирую в институт поступать, так что мне пропускать уроки никак не светит. Придется самостоятельно наверстывать. Можно будет найти какие-нибудь он-лайн лекции или семинары. Ну, это я. А вы, как хотите. До следующего сентября перекантуемся, а там посмотрим.
— И что, мы вообще не сможем с родителями общаться? — не унималась Настя.
— Сможем, конечно, — пообещал Марков. — Уверен, есть тысяча способов дать о себе знать, не запалившись.
— Сядь уже, — попросила я Маркова, потому, что его хождение утомляло и привносило в наше и без того непростое обсуждение оттенок стресса и паники. Но он не сел. Не услышал даже.
— А с этим что будем делать? — Герасимов кивнул на Амелина.
— Что-что, — мгновенно откликнулся Якушин. — В больницу местную отвезем и всё. Просто привезем и оставим.
— Но это будет не очень честно, — сказала я. — Он ведь тоже не хочет возвращаться.
— А ты головой сама подумай, — грубо одернул меня Марков. — Он вон вчера тут чуть не помер. Какие варианты?
Сначала я хотела поспорить, но потом всё же согласилась, во-первых, чтобы не связываться с Марковым, а во-вторых, наверное, это действительно был единственный выход.
— Тогда завтра выезжаем, — коротко резюмировал Якушин, после чего оделся и пошел в гараж, где была та самая машина. И все парни, похватав какой-то еды со стола, даже без его указаний отправились расчищать снег перед гаражом.
После их ухода, в наступившей тишине, приступы душераздирающего кашля зазвучали ещё страшнее. Амелин с жуткими хрипами втягивал в себя воздух и бился на кровати, как выброшенная на берег рыба.
Я погрела молоко и попросила Сёмину принести ещё снега для чая. А сама взяла кружку с дымящимся молоком, села на кровать и несколько раз потрясла его за плечо, пытаясь разбудить.
Но он никак не просыпался, только кашлял и хрипел. Я потрогала лоб. Температура если и была, то намного ниже, чем вчера вечером, вероятно, лучше было оставить его в покое. Но как только дверь за Сёминой захлопнулась, он неожиданно и крепко схватил меня за руку, так что молоко, которое я держала в другой руке, даже немного выплеснулось на пол.
— Как ты могла? Как ты позволила им сделать это со мной?
От такой фамильярности я откровенно растерялась.
— А как ещё? Нужно было сбить температуру. Или ты хотел умереть?
Попыталась аккуратно забрать руку, чтобы снова не разлить молоко, но тут внезапно, заметив те самые, другие шрамы, буквально остолбенела.