Дети смотрителей слонов

На тот случай, если вы уже давно не бывали в церкви или, может быть, пропустили по болезни или прогуляли кое-какие уроки закона Божьего, я вам тактично напомню, что всё происходящее в церкви, строго говоря, свято, но самое святое — это таинства, в частности, таинство причастия и крещения, а также молитва за всех нас, когда отец читает «Отче наш»; и в тот вечер на кухне Тильте спросила отца, присутствует ли Господь Бог при святых таинствах, и когда она задавала вопрос, он звучал вполне безобидно. Тильте уже не раз беседовала с отцом о религии, и обычно разговоры эти заканчивались мирно.

Тот вечер был как раз одним из тех вечеров, о которых я уже рассказывал — надеюсь, вам они тоже знакомы, — вечер, когда хочется дать своей семье шанс, потому что начинает казаться, что у неё всё-таки есть будущее, во всяком случае в ближайшие пятнадцать минут. Мама занималась тем, что центрировала оси часов, которые она решила смастерить, а отец готовил крепкий телячий бульон — это такой соус, который делают из мяса, костей и трав, в результате чего в доме стоит запах как в морге. Потом отец долго его варит, пока тот не затвердеет так, что им можно было бы набивать диванные подушки, если бы только это не было ужасающим свинством. Отец с головой ушёл в свои кастрюли, бульон получается наваристым, и царит прекрасное настроение, вот он и ухватывается за вопрос Тильте, словно ему кинули мячик, и говорит, что Бог повсюду, словно своего рода бульон, сваренный на Святом Духе, но в таинствах он присутствует в виде наваристого бульона, в очень концентрированном и благовонном варианте.

Говоря это, он излучает довольство собой — столь же концентрированное, по нему видно, что он доволен: он сообщил нечто педагогически и теологически ценное. Но Тильте не останавливается.

— Откуда мы это знаем? — спрашивает она.

— В первую очередь непосредственно из Нового Завета. — отвечает отец.

— Но папа, — продолжает Тильте, — возьмём, к примеру, крещение: не помню, чтобы где-то в Библии Иисус крестил детей, он крестит взрослых, так что крещение детей происходит не из Библии, откуда же оно взялось?

Настроение в кухне начинает меняться. Дыхание Баскера становится более учащённым, а мама приподнимает голову от часового механизма. Нам всем понятно, что Тильте задумала, я в таких случаях употребляю выражение «обращение Чингис-хана». Объяснение ему вот какое: когда подумаешь о великих пугалах мировой истории, о катастрофических личностях, таких как Гитлер, Чингис-хан или либеро [8]команды с острова Лэсё, который сбил Ханса с ног и сломал ему голень, так вот, когда думаешь о них, то возникает желание, чтобы они встретились с Тильте, потому что она может кого угодно загнать в сибирские топи, где им и место — и вот это-то она сейчас и вознамерилась проделать с отцом.

— Крещение детей, — говорит отец, — берёт начало из Средневековья, когда многие дети умирали в младенчестве, это была попытка спасти их души.

Тильте встаёт и направляется к отцу.

— Если крещение младенцев происходит не из Библии, — говорит она, — как же ты тогда можешь быть уверен, что Святой Дух присутствует при этом, почему ты уверен, откуда ты это знаешь?

— Я это чувствую, — говорит отец.

Лучше бы он этого не говорил. Но он пятится назад в болото, а в такой ситуации годятся все средства, чтобы тебя не засосало.

Проблема в том, что мы, дети, и Баскер слышим, что здесь отец лукавит.

Когда отец читает проповеди, он во всех подробностях пытается передать атмосферу в Палестине во времена Иисуса. Папа и мама дважды были на курсах священников в Израиле, из этих поездок отец черпает вдохновение для описания неба, солнца, ослов и скопления людей, и, если честно, отец умеет читать проповеди так, что чувствуешь песчинки на зубах и понимаешь, что сейчас у тебя будет солнечный удар, несмотря на то, что ты сидишь в церкви города Финё пасмурным воскресным днём накануне Рождества.

Но когда он перестаёт описывать атмосферу и переходит к самим событиям, к тому, что же всё-таки произошло во время преображения на горе, где Иисус увидел Бога в облаке, и когда ему приходится объяснять, что Иисус имел в виду, когда говорил: «Царство Моё не от мира сего», и действительно ли он ходил по воде, и как же всё-таки обстоит дело с воскрешением плоти, то есть как же мы обретаем своё тело в Раю, после смерти — что вообще-то было бы прекрасно, в том числе и для того телёнка, который предоставил своё тело для бульона, так вот, когда ему приходится всё это объяснять, он перестаёт звучать естественно, он начинает говорить как человек, который заучил какие-то слова наизусть и теперь бубнит их, а на самом деле в глубине души сам в них не верит.

Больше всего мы с Тильте, Хансом и Баскером не выносим, когда папа и мама не могут быть самими собой, а становятся кем-то другим, вот поэтому-то Тильте и оттесняет отца всё дальше в болото.

— Как ты это чувствуешь, папа?

Нет, она не лукавит. Это совершенно серьёзный вопрос. И тут происходит нечто удивительное. Отец смотрит на Тильте, потом обводит взглядом всех нас и говорит: «Я не знаю».