Дети смотрителей слонов

Этому факту позднее найдётся простое объяснение: после службы мы с Тильте и мамой поднимаемся на колокольню и обнаруживаем там сову-сипуху, которая влетела прямо в колокол, и сначала нам кажется, что она погибла, но мама кладёт её на колени и гладит ей лоб, тут сова открывает глаза и смотрит на маму влюблённым взглядом, так что меня прошибает пот, но здравый смысл всё-таки побеждает, и сова, вспомнив, что она сова, а не герой-любовник, с криком взвивается в воздух и исчезает под крышей.

Но, к сожалению, это произойдёт лишь спустя некоторое время. А там, в церкви, никто не думает о естественных объяснениях, люди просто цепенеют, оглушённые ударом колокола.

Возможно, в тот момент ещё можно было бы как-то всё исправить, возможно, мы могли бы со временем вернуть папу и маму. Но тут всё необратимо меняется.

Я не могу исключить того, что за природными явлениями и изменениями погоды стоит какой-то высший разум, и это не просто стихийные явления, но если причиной случившегося в то воскресенье стало что-то иное, кроме атмосферных процессов, то это точно были тёмные, демонические силы. Когда отец заканчивает проповедь, туман, который до этого момента окутывал церковь, как вата на рождественской композиции, приходит в движение, внезапно в этой вате возникает просвет, а через него светит средиземноморское солнце, и луч. проникший сквозь верхнюю часть окна, падает на алтарную картину.

Картина на алтаре церкви Финё относится к доисторическим временам и популярна, как кинозвезда, о ней написаны толстенные книги, и толпы туристов приезжают, чтобы посмотреть на неё, а в туристической брошюре на развороте помещена её полноцветная репродукция.

По моему мнению, эта картина была написана предками тех, кто сочинял патриотические песни о Финё, в которых остров называется младенцем, покоящимся в синей люльке Каттегата, и картина эта служит неоспоримым доказательством того, что если у человека совсем плохо с головой, то на одном поколении это может и не закончиться. Если поэт-потомок совершенно потерял чувство реальности, из этого отнюдь не следует, что у него не может оказаться предка-художника, которому судьба так промыла мозги, что в голове вообще ничего не осталось.

На картине этой, разумеется, изображено море с рыбачьими лодками, и море это похоже на slush ice, [9]который продают в парке Тиволи Фрихиден в Орхусе, а лодки похожи на плавающие ванны. Но центральное место на картине занимает Спаситель, сидящий рядом с бедолагой, из которого он изгнал бесов, и с бесами, обращёнными в поросят, напоминающих медведей гризли. Спаситель менее всего похож на человека, которому вообще может прийти в голову мысль реализовать хотя бы один из тех планов, которые, как говорят, он осуществил всего за какие-то три года — он выглядит так, что любая из свиней могла бы сожрать его на месте.

Но тем не менее со всеми прихожанами что-то вдруг происходит: без всякого преувеличения скажу, что люди словно околдованы, и дело вовсе не в солнечном луче, дело в отцовском выражении лица, я бы назвал его многозначительным — всем своим видом он намекает, что происходящее здесь не случайно, и в некотором смысле именно он всем и управляет.

Мы, дети, смотрим на него, пытаясь поймать его взгляд, но у нас ничего не получается, а он собирается уже спускаться с кафедры, и тут случается самое неприятное. Порыв ветра распахивает дверь, ведущую в притвор, а затем и дверь в саму церковь.

Конечно же, всё дело в том, что двери просто плохо закрываются, с ними вечно что-то не в порядке, а внезапные порывы ветра это не то событие, на которое мы на острове вообще обращаем внимание, пока ветер не усилится настолько, что начнёт срывать камышовые крыши и перебрасывать в порт вагончики для продажи сосисок — но сейчас совсем не тот случай. В этот самый момент всем вдруг начинает казаться, что ветер дует с особой силой, и вот отец уже не может противостоять искушению и не воспользоваться этим. Когда полицейский Бент и спасатель Джон поднимаются с места, чтобы закрыть двери, отец поднимает руки и говорит: «Остановитесь! Не закрывайте двери! К нам пришли».

Он не говорит, кто именно пришёл, но в этом и нет необходимости, потому что вся церковь понимает, что это Святой Дух — в итоге публика в полном восторге.

Когда служба заканчивается, и мы проходим через притвор, где отец пожимает руки прихожанам, мы с Хансом и Тильте замечаем, что у него какое-то новое, незнакомое выражение лица, и мы знаем, что оно нам напоминает, — оно такое же, как и у Спасителя на алтаре.

Поравнявшись с отцом, Тильте останавливается.

— Это была случайность, — говорит она.

Отец улыбается ей. Стоящим поблизости его улыбка, возможно, кажется наидобрейшей; нам, детям, она кажется безумной.

— Провидение часто использует случайности, — отвечает ей отец.

Мы смотрим на него. И нам троим всё понятно. Внутренний слон надувается, словно шарик с гелием.

— Папа, — говорит Тильте. — Ты отвратительный мошенник!